Это была древняя шотландская баллада, которую Грейс прочитала в одной из старинных книг, найденных ею на чердаке замка, однако слова, что теперь звучали под нежную, напевную мелодию волынки и арфы, были немного переделаны.
Желая узнать, кто так красиво поёт, Грейс подошла поближе к тому месту, где толпились люди. Огни факелов трепетали, бросая отблески на каменные стены и заливая ярким сиянием весь главный зал. Она тихонько встала рядом с Аластером. Сначала ничего нельзя было рассмотреть из-за голов стоящих впереди, но затем кто-то немного подвинулся, открывая её взору женщину в центре круга, образованного горцами, и когда Грейс наконец поняла, кто эта женщина, то с трудом поверила своим глазам.
Флора, от которой редко слышали больше двух слов кряду, руки которой по силе не уступали рукам многих мужчин, которая всегда казалась такой грубоватой, солидной и рассудительной, — именно эта Флора пела голосом земного ангела. Исчез куда-то простой льняной платок, который всегда покрывал её голову. Теперь распущенные волосы тяжёлыми каштановыми волнами струились вдоль спины. Плавно поводя руками перед собой, она пела легко, с непринуждённостью барда, и глаза её сверкали в свете факелов. Стоило её запеть, как она преобразилась, пленив всех своим песней — вот кто был той сиреной, которая совершенно заворожила Аластера Огилви.
На лице дворецкого читалось нечто сродни неверию. Он был околдован чарующе-нежным голосом Флоры. Когда та на одной высокой звонкой ноте закончила песню, все присутствующие неистово захлопали в ладоши. Флора застенчиво улыбнулась, и её щёки, освещённые огнём, окрасились румянцем — она не привыкла к такому вниманию. Грейс видела, как, пробравшись сквозь толпу, Аластер выходит вперёд, а затем, склонив голову, испрашивает у Флоры честь пригласить её на следующий танец. И когда та кивнула в знак согласия, по её глазам было видно, что между ними двумя начинало зарождаться какое-то чувство. Грейс вспомнила ту историю, что когда-то рассказал ей Аластер — о девушке, которую он любил много лет назад, и о том, как подарил ей сердце, лишь только услышав её пение. Она подумала, что, возможно, ему дан шанс вновь обрести любовь.
Повсюду вокруг неё магия этого вечера вмешивалась в жизнь людей. Шонак и Эхан, сидевшие вместе с Дейдре и малышом Йеном, — семья, которая совсем недавно находилась в такой опасности, теперь благополучно воссоединилась. Лиза и Эндрю, которые, обретя друг друга, грелись в лучах взаимного чувства, и вот, наконец, Аластер и Флора, сталкивавшиеся лицом к лицу каждый день на протяжении многих месяцев, внезапно посмотрели друг на друга совершенно новыми глазами.
Слова, сказанные Дейдре в ночь рождения Йена, смутно пронеслись в голове Грейс:
«…вы должны сказать ему… не медлите… никто не может быть уверен, что будет завтра».
Забытой в углу, оставшейся в одиночестве Грейс вдруг больше всего на свете захотелось почувствовать хоть немного волшебства этой ночи. Она хотела танцевать в объятиях мужчины, которого любила, трепетать от прикосновений его рук и тепла его глаз.
Нет ничего важнее этого удивительного, загадочного взгляда, которым обмениваются двое. Это было так же ясно и очевидно, как сияющая над ними луна Высокогорья, и Грейс поняла, что пришло время сказать Кристиану о ребёнке, который рос в её чреве.
В надежде застать Кристиана там, где его оставил Аластер, Грейс направилась через весь зал к галерее, ведущей в кабинет. Когда она ступила в коридор и свернула к двери нужной ей комнаты, то едва не столкнулась с кем-то, кто шёл в противоположном направлении.
Грейс остановилась и подняла взгляд на человека, преграждавшего ей дорогу.
И от того, что она увидела, у неё буквально захватило дух.
Глава 32
— Так скоро оставляете праздник, миледи?
В коридоре, недалеко от главного зала, с его шумом и огнями, стоял Кристиан, его тёмная фигура отчётливо выделялась в сумраке.
— Я как раз шла к тебе. Я… — слова застряли у Грейс в горле, когда Кристиан вышел вперёд на тусклый свет факела.