Но, казалось, прошло какое-то мгновение, и с противоположного конца комнаты послышался щелчок, странным эхом отозвавшийся у неё в ушах. Грейс потребовалось некоторое усилие, чтобы открыть глаза — и даже тогда ей удалось приподнять веки лишь наполовину. Она различила фигуру, застывшую в нерешительности на границе колеблющихся теней, отбрасываемых угасающим пламенем. Ещё не очнувшись ото сна, Грейс решила, что это снова горничная, которая принесла ей ещё чаю. Молодая маркиза понадеялась, что на этот раз к нему прилагается что-нибудь съестное.
— Прошу прощения, — произнесла она заплетающимся, непослушным языком, — но могу я попросить вас принести какое-нибудь печенье? — удивительно, но даже самой Грейс показалось, что её голос прозвучал как-то странно, а слова — неразборчиво.
Ответа не последовало. Грейс моргнула, наблюдая, как неясный силуэт приближается к кровати. В голову ей пришла забавная мысль, что горничная с прошлого раза стала как-то выше и шире, особенно в плечах.
Наконец, фигура вышла на свет, и Грейс увидела, что это вовсе не горничная.
Это оказался лорд Найтон — здесь, в спальне, вместе с ней. На нём был надет халат, из-под которого виднелись босые ступни. Он не сводил с неё пристального взгляда. И шёл прямо к кровати.
Прежде чем маркиз оказался рядом с ней, у Грейс мелькнула мысль, что он, по всей видимости, решил всё-таки последовать семейной традиции Уэстоверов.
Глава 9
Кристиан шёл к Грейс, глядя прямо на неё. Он понимал, что час уже поздний, и в глубине души полагал, что она уже спит. Он не ожидал, что так задержится.
Последние несколько часов Кристиан провел по большей части с бутылкой бренди, убеждая себя, что даёт Грейс время подготовиться к неминуемому исходу этого вечера, когда на самом деле именно он был тем, кто в этом самом времени нуждался. Пожалуй, он не чувствовал себя столь неловко и неуверенно с тех самых пор, как был ещё пятнадцатилетним юнцом, чьей собственной невинности довелось столкнуться с семнадцатилетней дочкой лорда Уитби на сеновале в конюшнях Уэстовера.
Вскоре ему придётся закрепить брачный союз на супружеском ложе, но в то же время он поступит по-своему.
Едва ли какой-либо девятилетний мальчишка способен в полной мере понять, к чему приведут его поступки. В этом возрасте действуют не задумываясь, с какими последствиями придётся столкнуться через пять, десять, или даже двадцать лет. Поэтому, когда спустя всего несколько часов после того, как стал свидетелем смерти отца, он стоял перед своим дедом, герцогом, то мог думать лишь о том, как защитить ту семью, которая у него ещё осталась — мать и пока не родившегося брата или сестру. Он бы согласился отрезать себе левую руку, если бы потребовалось, но у герцога были свои мысли на этот счёт.
«Ты проживёшь такую жизнь, какую я для тебя выберу, Кристиан. Ты будешь следовать тому курсу, что я для тебя наметил: женишься, когда я решу, и, как только придёт время, ты отдашь мне своего сына-первенца».
Сколь простым это казалось Кристиану столько лет назад, сколь неблизким, и сколь справедливым. Две жизни взамен двух жизней: его матери и ребёнка, что она вынашивала, за его собственную и младенца, которого он тогда не мог даже попытаться себе представить. Всё выглядело едва ли не так, словно он от этой сделки только выигрывает, и хотя мать умоляла его не соглашаться, Кристиан заключил с герцогом договор, нацарапав свою детскую подпись на документе, поспешно составленном дедом. Да и какой у него был выбор? Если бы он этого не сделал, герцог бы их всех просто уничтожил.
Поэтому Кристиан провёл следующие два десятилетия, ведя такую жизнь, какой от него ожидали. Теперь вот он женился на женщине, которую для него выбрал дед, и должен был исполнить свой долг, на самом деле и в полной мере сделав её своей женой — но будь он проклят, если согласится играть роль племенного жеребца Уэстовера и произведёт на свет следующего горемычного наследника, пока жив этот злобный старик. Так что у него созрел план. Он лишит жену девственности, выполнив тем самым обязательство перед герцогом, но он никогда не доведёт их соитие до его обычного завершения, излив своё семя в её лоно. Таким образом, его дед не получит жизни ещё одного невинного ребёнка. Для Кристиана это был единственный способ вынести то существование, на которое он обрёк себя, заключив эту сделку, единственный способ продолжать каждый день встречаться взглядом со своим отражением в зеркале. И по этой причине, помимо всего прочего, он был уверен, что ничего не почувствует, исполняя свой долг, заключающийся в том, чтобы лишить жену девственности.