Белый сайгак

Вернулись войска Ногая от Сулак-реки без своего вождя и стали ждать его возвращения. Но не вернулся Ногай ни к первому рождению детенышей сайги, ни ко второму, ни к третьему. Никогда больше сыны стеней не видели своего Ногая. Он не вернулся в степь, и никто не знает, что произошло там, в горах, чтобы человек, всегда верный своему слову, отступился и обманул войска. Тому должна быть какая-то веская причина. То ли чары чернобровой и чернокосой, большеглазой Бахтики увели его в горы и навсегда оставили там, то ли сами горы пленили его своей суровой и могучей красотой. С тех пор ногайцы остерегаются гор и наставляют своих детей: «В горы не глядите, дети, слепыми будете, в горы не ходите, дети, домой не вернетесь. Там вы забудете все — и родной порог, и родную мать… Но если уж суждено оказаться в горах, не влюбляйтесь, дети, в широко открытые черные глаза. Они отнимают волю, ослабляют силы, они погубят вас, как погубили глаза горянки нашего Ногая». Имя Бахтина у ногайцев стало проклятьем, которым пугают детей в колыбели. Бахтина — это злая воля в прекрасном девичьем облике. Суховей — это ее дыхание, горячее и беспощадное, а палящие лучи солнца — это ресницы ее больших глаз… Далека от гор ногайская степь, но и близка горам, потому что горцы каждую осень гонят в степь на зимовку свои отары. По преданию, это Ногай, влюбленный в свою Бахтину и оставшийся в горах, посылал обманутым ногайцам в дар отары и чабанов, но чабаны, оказавшись в степи, не нашли ногайцев, откочевавших в другое место, и весной возвратились в горы. С тех пор так и происходит каждый год: осенью отары спускаются на степной простор, а весной опять поднимаются на горные пастбища.

Степной ландшафт похож на ландшафт Луны, как его изображают на рисунках, каким он выходит на фотографиях. Нет, конечно, здесь лунок и кратеров и нет лунохода, напоминающего большой ногайский казан и оставляющего за собой рубчатый след, но зато вся степь испещрена бугорками, бородавками, образующимися около кустиков выгоревшего уже пустынного разнотравья: полыни и ковыля, кермены или качима, собачьего огурца или перекати-поля. Ветер гоняет по степи сухие шары, вытряхивая из них семена для будущего урожая, а иногда слипнется несколько шаров, и образуется один громадный шар, который, налетев, может свалить и всадника.

Степь и степь. Казалось бы, в горах легче заблудиться, чем в степи, но нет, и здесь можно запросто затеряться не то что пешему, не то что конному, но даже и вертолету. Рассказывали мне ногайцы у костра, когда я сам заплутал, что однажды вертолет сбился с маршрута и летчику пришлось спускаться к земле и спрашивать у чабана, в какой стороне Сухокумск — этот новый поселок городского типа. Чабан своей ярлыгой показал летчику в ту сторону, куда ему надо лететь. Земные ориентиры оказались точнее небесных. Враги Ногая, может, были и правы, когда предполагали, что в степи он нашел несметные богатства. Мало еще изучены недра этой земли, но и то, что сделано, намекает на существование здесь больших богатств. Совсем недавно обнаружили нефть, и говорят, что Сухокумск станет вскоре цветущим оазисом в степи, крупным городом Дагестана, городом нефтяников, мастеров по добыче «черного золота». Но самым большим богатством здесь остаются люди. Ведь на то они и люди, чтобы делать жизнь богатой и интересной.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Туман не туман, а какая-то сизая легкая дымка колышется над берегами реки со странным названием Прорва. Здесь неподалеку арочный мост через утихомирившийся или притаившийся, притворившийся смирным Терек.

Терек — легендарная, песенная река! От одного произнесения этого слова рождается столько воспоминаний, вспоминается столько поэтических строк, навеянных то безымянным, а то прославленным поэтам этой буйной в горах рекой. Отбушевав и отгремев в ущельях камнями, здесь он разливается широко и спокойно, не подумаешь даже, что под этой мирной и смирной личиной таится бешеный нрав. Отсюда, от тихого Терека, начинается ногайская степь, здесь лежат ее северные пределы.

Сизая дымка, что стелется и колышется над землей, вбирает в себя лучи закатного солнца, пропитывается ими, как напитывалась бы свежей и алой кровью. А солнце похоже на огромный красный поднос, разрезанный посередине серебряным облачком.

Колышется, стелется дымка, подкрашенная закатом, как бы звучит над землей музыка, но выраженная не в звуках, а в цвете, в колебаниях и переливах розово-сизой дымки.