Белый Шанхай

Нина — бледная и разъяренная — повернулась к нему:

— Янцзы патрулируют военные корабли, так что ничего плохого случиться не может. Кроме того, Стерлинг сказал мне, что он уже ведет мирные переговоры с Чан Кайши.

Клим поднялся.

— Ну что ж, счастливого пути! Пиши письма, если будет время и желание.

Нина захлопнула крышку чемодана и затянула ремни. В дверях показался слуга.

— Отнеси вещи! — приказала она ему.

— Могу я узнать, почему ты бросаешь нас с Китти? — все-таки спросил Клим.

— Потому что я не могу жить с человеком, который меня не любит.

— Надо полагать, в Ухани тебя заждался любвеобильный поклонник? Это случаем не Даниэль Бернар?

Не попрощавшись, Нина вышла из комнаты и спустилась в прихожую. Постояла, послушала… Безнадежно: Клим и не думал останавливать ее.

2

Нина смотрела из окна автомобиля на низкие облака и флаги, трепещущие на ветру.

— Поезжай через авеню Жоффр, — приказала она водителю.

Четыре года назад это была сонная улочка во Французской концессии, а теперь тут кипела жизнь: куда ни посмотришь — везде русские пекарни, парикмахерские и рестораны. Книжная лавка Щербакова с прекрасным выбором книг и журналов, роскошный магазин модной одежды «Балыков и Григорьев»…

Библиотеки, школы, театры, мастерские… Это был мир не сдавшихся людей, которые сумели не только выжить, но и создать из праха маленькую Россию — такую, какой она могла бы стать без большевиков.

Теперь над ней нависла смертельная угроза и бывшие белогвардейцы готовились ее защищать — как свой дом.

Водитель остановил автомобиль, пропуская отряд, марширующий под российским триколором.

— Скажи-ка, дядя, ведь не даром

Москва, спаленная пожаром,

французу отдана? — выводил запевала, и полсотни голосов подхватили песню.

Нину удивляло собственное спокойствие. Куда она ехала? С кем? С мужчиной, которому она не очень-то доверяла? Что она будет делать в Ухани? Ведь там, по слухам, засели те самые большевики, от которых они с Климом бежали на край света.

«Сильные люди не боятся начинать все заново, — думала Нина. — А я сильная».

Чему ее научил Шанхай? Тому, что все страхи существуют только в наших головах. Когда-то эмиграция пугала Нину до стылого озноба, но в декабре 1922 года она сделала отчаянный шаг и ринулась навстречу неизведанному. И что же? Оказалось, что она преуспела намного больше других.

«Смелость города берет», — повторяла про себя Нина, но когда она увидела скошенную трубу «Памяти Ленина», у нее заныло сердце. Вдоль бортов были установлены стальные щиты на случай обстрела, а на носу и корме под брезентовыми чехлами угадывались тупые рыльца пулеметов.

Война…

Но отступать было поздно, и Нина решительно двинулась к сходням.

На верхней палубе она встретила Дона Фернандо, попыхивающего сигарой.

— Ба, и вы здесь?! — удивился он. — А ваш муж знает, куда вы собрались?

Нина неохотно кивнула — ей было досадно, что Дон Фернандо станет свидетелем ее романа с Даниэлем. Впрочем, это даже к лучшему: пусть расскажет об увиденном Климу.

Время шло, но Даниэль так и не появился. Нина прохаживалась вдоль борта и настороженно косилась на матросов, говоривших по-русски. Уму непостижимо: пару недель назад они были в Советской России — в другом, параллельном мире.

Нина не выдержала:

— Вы не видели мистера Бернара? — спросила она у Фернандо. — Он должен быть на этом пароходе.

Дон странно посмотрел на нее.

— Э-э… Мистер Бернар уже уехал.

— Куда?!

— В Ухань. У него там срочные дела.

Нина охнула: что же делать? Вернуться домой? Мерзавец Даниэль опять поставил ее в глупое положение — куда она поедет без него?

Бросившись вниз по трапу, Нина зацепилась рукавом за поручень и так сильно ударилась локтем, что у нее потемнело в глазах.

Раздался протяжный гудок, якорная цепь с грохотом потянулась наверх, и пароход отчалил от пристани.

Зажимая ладонью ушиб, Нина опустилась на ступеньку: вот и все — она ехала в Ухань. Чему быть, того не миновать.

3

Нина пыталась угадать, почему Даниэль не сообщил ей, что уехал раньше времени. Ждал ли он ее? Или тогда, в кинотеатре, он просто подшутил над ней?

Чтобы хоть немного успокоиться и забыться, Нина принялась листать новые советские книги, которые она нашла у себя в каюте. Без привычных ятей читать было трудно, но еще сложнее было понять логику авторов. Большевики хотели уничтожить класс эксплуататоров и видели революционную доблесть в травле, грабежах и убийствах «буржуев». Причем кто есть кто, определяло происхождение человека: если он родился в семье коммерсанта, священника или аристократа, то на нем можно было ставить крест.

Неужели никто не замечал, насколько эта идеология походила на банальный расизм? Время, что ли, такое, что во всем мире люди судят друг друга не по личным заслугам, а по принадлежности к «племени»?

Отложив книгу, Нина подошла к иллюминатору и раздвинула занавески с надписью «Слава труду!» Гудела паровая машина, от борта тянулась мутная, как кисель, волна, на противоположном, чуть присыпанном снегом берегу виднелись заброшенные крестьянские домики.