Больно-то как, граждане! Попросить морфию? А ну как его в счет запишут? И так, верно, сумма гигантская натикала: койка, постель, забота. Узнают, что у Назара денег – ни гроша, разбинтуют и выкинут на улицу: иди помирай к китайцам.
Надо представиться сыном миллионщика. Сказать, что путешествуешь по миру, а в проклятом Шанхае ограбили и чуть не убили. Обещать, что папенька из Парижа скоро денег пришлет.
Все из-за Марьи Заборовой, дылды проклятой. Назар отправился на заседание благотворительного в помощь русским эмигрантам общества: надеялся среди богатеев клиентов найти – фотографироваться. Марья с краешку на табуретке сидела: тощая, сухая, головенка маленькая. Подошла и сказала в нос:
– Я вас, молодой человек, давно наблюдаю. Думаю, вам не хватает истинного дела.
Назар и купился. Пошел с ней к кому-то на квартиру – там тайное собрание при свечах. Говорили красиво – о Родине, о нации:
– Наши планы: захват власти в России. Потом временная диктатура, а когда политическая ситуация стабилизируется и все враги будут вычищены – правление Всероссийского Земского собора.
Назар сидел и возбуждался. Третьего дня в синематографе видел картину – как император въезжал в Рим. Красота! Девушки ликуют, кругом розовые лепестки. Вот бы так в Москву въехать! Пусть не на колеснице, а хотя бы на броневой машине «танк».
Слушали – постановили: тайной организации остро не хватает финансов. Раньше за все платил чехословацкий консул, но теперь он скопытился. Марья предложила привлечь его кузину – чтобы она проявила гражданскую сознательность.
У Назара сладко запело сердце: ах, ах, Нина Васильевна – вот бы прийти к вам с визитом, в совместной борьбе поучаствовать… Написал ей три письма – ни на одно не ответила. Марья стояла над душой:
– Что вы ей пишете, будто в чувстве признаетесь? Надо построже: деньги на стол или будут последствия.
Она вновь созвала собрание. Назар объявил, что готов пойти к Нине Васильевне и поговорить с ней о долге: ну, пугнуть как следует, ножик к теплому бочку приставить или еще чего. Но одного его Марья не пустила.
Вот лежи теперь, растерзанный, на койке, кусай простыню, чтобы не плакать от боли. Ни одна сука не пожалеет: двадцать человек в палате – все дрыхнут.
Надо морфию спросить – пусть какие угодно счета выставляют, пусть снимают последнюю рубаху.
В щели под дверью заметался свет, загремели шаги. Назар приподнялся на локте:
– Сестра…
В палату вошли пятеро сикхов-полицейских.
– Вот он, – показал на Назара доктор.
Сикхи взялись за койку, приподняли. Назар хотел орать, но ему сунули в нос револьвер:
– Молчи.
Как в беспамятстве он поехал по коридору, по лестнице, а потом… в мертвецкую. Запах такой, что убиться можно. И чьи-то ноги на столе.
– А-а-а… – тонко завопил Назар. – Не трогайте меня!
Из темноты к нему придвинулась тень. Свет фонаря ударил в глаза.
– Ну, выкладывай, – произнес кто-то по-русски. – Кто организовал налет и с какой целью?
Назар закрылся руками, заплакал:
– Все скажу… Тайная организация… Возрождение России, чтоб против большевиков… Денег хотели достать на благие цели… – Назвал им какие-то фамилии, но не все: вовремя язык прикусил.
– Ну, не хочешь говорить – здесь посидишь до утра, – усмехнулся русский. – Охладишься немного. А завтра мы с тобой еще побеседуем.
Он что-то сказал сикхам, и они вышли. Один остался сторожить – тюрбан его видно было сквозь окошко на двери.
Назар приподнялся на локтях: на столе и вправду лежал мертвяк. Граждане, да что же это? Да какие они моральные права имеют человека к покойникам подкладывать? Назар сел на койке, хотел ступить на больную ногу – ой, нет!
– Тсс! Не шуми!
Услышав голос за спиной, Назар обмер. Теплый ручеек потек по ляжке.
– Это я, Марья Заборова. Я в этом госпитале служу. Тут дверь с другой стороны – пойдем, я тебя выведу.
От боли, от потрясения Назар опять заплакал. Марья подставила ему плечо, и он запрыгал вслед за ней.
3
Все-таки Китай в ноябре – дело хорошее, хотя, конечно, не как август в Москве. Выглянешь в окно – небо пронзительное, в лужах облака плывут, а поверх листок красный – то ли каштана, то ли платана. В общем, смотреть на ликование природы везде неплохо.
Макар Заборов, бывший артиллерист, бывший верноподданный Российской империи, собрался с дочкой в гости и ждал, покуда она шляпку на голову присобачит.
Дочка, Марья Макаровна, сказала, что на сборище будут господа-офицеры – сыновья Отечества, преданные до последней капли крови. Марья Макаровна – ох, строгая! Драться, положим, не будет, как матерь, – у ней образование, но чуть что не по-ихнему – всем в укрытие.
Как ее замуж выдавать при таком характере? Да еще ростом выдалась – колокольня. На лицо-то ничего – терпимая, но то, что девка выше всех на голову, – это какое-то упущение природы.
Покуда маленькой была, гаркнешь на нее: «Машка, подай молока!» или «Машка, закрой фортку – дует!» – все делала как положено. А потом… «Вы, – говорит, – папаша, невежественный, хуже китайца-кули. Нате вам газету – ознакомиться».