За грязной ширмой с обрывками вышивки стоял письменный стол, а за столом… Это был тот самый тип, которого Феликс видел в «Трех удовольствиях». Тогда на нем были мятый плащ и клетчатая кепка.
– Садись, – буркнул он по-английски и поднял глаза на дежурного: – Что с ним?
– Вот рапорт, мистер Коллор.
Тот пробежался глазами:
– Это что еще? «Швырял прохожих, особенно китайцев, так, что они валились друг на друга и стонали…» Когда вы, бестолочи, научитесь правильно писать?
Дежурный торопливо объяснил, что он тут ни при чем, что преступника привезли другие люди и рапорт тоже составляли они.
– Иди отсюда! – буркнул Коллор.
Когда дежурный исчез, он встал, засунул большие пальцы за ремни подтяжек.
– С этими узкоглазыми так и надо поступать, – проворчал он. – Ну, из-за чего подрался?
От досады на себя, на тупую боль в затылке Феликс еще больше смутился.
– Из-за бабы подрался? – спросил Коллор.
Феликс помотал головой.
– Да ладно, можешь не отвечать. Знаю я этих мерзавцев: они друг друга покрывают. Полезут грабить белого человека, а если он им отпор даст, зовут своих дружков из полиции. По бумагам и выходит, что ты сам драку затеял.
Коллор разорвал рапорт, вытащил из стола ключ и отомкнул наручники Феликса.
– Пойдем со мной выпьем, – сказал он. – А то у меня ночное дежурство – с вечера в глотке ничего не было.
Не веря своему счастью, Феликс пошел за ним; служащие проводили их косыми взглядами.
– Таращьтесь, братцы, не таращьтесь, а все равно будет по-моему, – усмехнулся Коллор. – Я у Питера в заведении, – гаркнул он в лицо дежурному. – Будет что срочное – пришли сказать.
Коллор завел Феликса за угол, где в полутемном подвале располагался бар с истертым прилавком и высокими табуретами. Сел боком, достал из кармана платок и обтер сначала руки, потом столешницу перед собой.
– Пива на две персоны, но только из бутылок.
Бармен кивнул, мелькнули белые нарукавники, и через миг перед Феликсом появилась запотевшая кружка.
Коллор сунул нос в пену, потянул ноздрями воздух.
– Больше всего этот запах люблю – никаких роз мне не надо. Но пиво, брат, нужно брать бутылочное. А то в бочки одно дерьмо наливают.
Он жадно глотал, кадык двигался на его сизом от бритья горле. Напившись, Коллор вновь уставился на Феликса:
– Тебя как звать?
– Кадет Родионов.
– Русский… А чего тебя занесло в эти трущобы? Эй, еще пива! – крикнул Коллор, не дожидаясь ответа. – Ненавижу, брат, ночные дежурства. Люди – идиоты: один веник потеряет, у другого канарейка не поет – и всем в полицию нужно звонить.
Феликс ухмыльнулся.
– Я тоже не люблю ночные дежурства, – сказал, тщательно подбирая английские слова.
Коллор подпер щеку ладонью:
– А ты кем служишь?
– Сторожем.
– Дрянная работа. У нас хоть скучать не дадут. Значит, возвращался ты домой, к тебе пристала пара узкоглазых – думали: идет белый человек небось с танцев, небось пьяный… А ты им по морде. Так? Ну-ка покажи кулаки!
Коллор осмотрел руки Феликса, как знатоки осматривают лошадиные копыта. Пощупал бицепсы. Феликс покраснел, не знал, куда глаза девать.
Коллор еще долго говорил, перескакивая с одного на другое. Рассказал о квартирных кражах, о барсуках, что живут при участке. Комиссар Макэуэн привез их с охоты – еще маленьких, – да так и оставил.
С улицы в бар ворвался посыльный:
– Мистер Джонни Коллор! Мистер Джонни Коллор! Только что звонили – ограбление!
Коллор вскочил.
– Питер, запиши на мой счет! Идем, – крикнул он Феликсу. – Поедешь со мной – мне твоя рожа понравилась. В штат я тебя не возьму – не имею права. Но будешь проходить как осведомитель – на пиво себе заработаешь.
Глава 24
1
Вторую часть денег Марта хотела получить с Роберта Уайера, давнего друга и подопечного.
Они договорились встретиться на конюшне. Там, среди запахов сена, упряжи и опилок, на Роберта находило особое состояние восторженной деятельности. Конюхи, обычно презрительно-вежливые с белыми господами, разговаривали с ним как с человеком понимающим. Роберт слушал их рассказы о лошадиной жизни, о табунах, перегоняемых из Монголии, о нечистых на руку барышниках, а потом приказывал шоферу достать из авто мешок яблок, большим перочинным ножом резал их на дольки и по очереди обходил стойла.
– Красавица моя лупоглазенькая, – шептал он, поглаживая теплую кобылью щеку.
Все лошади в его конюшне носили серьезные имена: Сталин, Гардинг,[32] Эберт,[33] Болдуин.[34] Для кобыл женских имен не хватало, и их звали Италия, Испания и Япония. Когда они побеждали на скачках, Роберт, шутя, делал политические прогнозы. Джентльмены из Шанхайского клуба смеялись так, что звякали бокалы, развешанные над знаменитым Длинным баром – самым большим в Азии.
Роберт проскакал три мили. Разгоряченный, взволнованный, как после драки, он вошел в конюшню:
– Ба, Марта! Ты уже здесь!
Она обняла его, но к делу переходить не стала, давая Уайеру выговориться.