Белый Шанхай

Свет померк в глазах Лиззи. Из верхних комнат донесся жалобный вой:

– О-о-о…

– Мистер Роберт как приехал домой, свалился прямо здесь, на ковер, – всхлипывала Хобу. – Я никогда такого не видела, мисс Лиззи! Он говорил: «Я наехал на них автомобилем! Мне лучше умереть!»

– Где Бриттани? – прошептала Лиззи.

– Она наверху, с Адой. У доченьки вашей с утра лихорадка, мы доктора вызывали.

– Не надо, чтобы Бриттани знала…

Лиззи медленно стянула перчатки. Из темного проема двери снова:

– О-о-о…

– Пусть заткнется… Я ему скажу, чтоб заткнулся…

Она принялась подниматься по лестнице. Хобу ковыляла следом.

– Я отправила Шао к мистеру Хью и мисс Эдне. Я думаю, они сейчас приедут.

– О-о-о…

Мир разлетелся на части, как яблоко, пробитое пулей. Что теперь делать? Убил женщину и ребенка… Пьян небось был, скотина!

– Китайцы совсем-совсем не умеют переходить дорогу, – говорила Хобу. – Очень много деревенских приезжает в большой город – никогда не видели авто, не умеют на улице…

Лиззи сжала ее руку:

– Молчи.

3

Роберт заперся у себя и не откликался на стук, но стоны прекратились. Шао сказал, что принес ему бутылку виски:

– Он, наверное, упился там.

Лиззи замахнулась на него:

– Убирайся, дурак!

Пришли свекор и сестра. Эдна бегала по комнате.

– А может, ему показалось? А может, они живы? – Потом умчалась в кабинет Лиззи – звонить в редакцию. Вернулась, упала без сил в кресло. – Наши уже в курсе… Свидетелей полтора десятка.

Пальцы Хью едва слышно постукивали по деревянному подлокотнику.

– Что грозит моему мужу? – спросила Лиззи. – Вы полицейский, вы должны знать.

Хью помолчал, пожевал губами. Лиззи видела, как у него под набрякшим веком пульсирует жилка.

– По китайскому закону вождение в пьяном виде влечет за собой штраф от пяти до десяти долларов; американский суд приговорил бы его к штрафу в пятьдесят долларов и шести месяцам тюрьмы… Но это если не доказан наезд на пешехода. Британский суд…

– Вы о чем?! – закричала Лиззи. – Люди видели, как Роберт сбил людей. Его машину ни с какой другой не перепутаешь.

– Вот я и говорю, Роберту не отделаться штрафом. Кто пострадавшие?

– Погибла китайская няня и белый ребенок, – сказала Эдна.

– Ну так родители нас с потрохами съедят. Мы, конечно, можем с ними поработать, но Роберту и его жене лучше скрыться, пока все не уляжется.

– То есть как? – выдохнула Лиззи. – Я не могу уехать: у меня журнал!

– Забудьте про журнал, – рявкнул Хью. – Вам нужно исчезнуть на год. А я позабочусь, чтобы об этой истории не вспоминали.

Эдна опять забегала по комнате.

– Тогда уезжать надо немедленно. Я узнаю, когда отправляется пароход.

– Но Бриттани болеет, ее нельзя брать с собой, – ослабевшим голосом проговорила Лиззи.

– Ребенка с гувернанткой оставишь мне.

– О-о-о… – опять донеслось из комнаты Роберта.

Лиззи скрестила руки на груди:

– Пусть Роберт едет один. Я останусь.

Эдна нервно усмехнулась:

– А репортеры будут тебя донимать: «Куда делся ваш муж-убийца? Это вы помогли ему избежать правосудия? Каково чувствовать себя женой подл…»

– Прекрати! – взмолилась Лиззи.

– Собирайтесь! – прикрикнул на нее Хью. – Велите Шао складывать вещи. Я сам отвезу вас в порт.

4

Нина неистовствовала, искала виновных. Олман прислал дуру-няню, которая не знала, как переходить улицу, Клим подарил коляску, она сама отпустила Катю гулять.

– Я убью Уайера!

Но подлые Уайеры сразу исчезли из города.

Клим окаменел: мышцы, мысли – все застыло хрупкими соляными кристаллами. Что-то делал и говорил, потом валил себя на постель и выключал сознание.

Судья отменил домашний арест, чтобы Нина могла похоронить ребенка. С кладбища Клим забрал ее к себе: слишком много вокруг было любопытных и сочувствующих.

Нина вошла в «Дом надежды», поднялась в комнату, села на стул. Ада налила ей чаю, стала что-то рассказывать о своей матери, но ее никто не слушал, и она замолкла.

Клим тоже молчал. Сидел, прислонившись затылком к холодной, непротопленной стене.

В углу качнулась Митина фигура. Клим не заметил, что и он тут. Не сказав ни слова, Митя вышел.

Клим чувствовал, что ему надо что-то сделать: обнять Нину, что-то ей пообещать. Упадок сил: вдыхаешь воздух – выдыхаешь унылую ненависть к человечеству.

– Я всегда подозревала, что мистер Уайер – мерзавец и трус, – вновь подала голос Ада. – Хорошо, что он совсем не занимается воспитанием Бриттани… Ой, а что это у вас на груди? – спросила она, заметив, как по черному платью Нины расплываются два лоснящихся пятна.

Она посмотрела непонимающим взглядом:

– Это? Молоко для моей дочери.

Лучше бы она плакала.

Сгустились сумерки. Ада зажгла лампу.

– Хотите, я вам за ужином сбегаю? – Ей надо было чем-то себя занять.

Внизу хлопнула дверь, послышался скрип ступеней, детский крик. Нина и Клим вздрогнули одновременно.

– Нате, это вам, – сказал запыхавшийся Митя. В руках у него был грязный сверток – живой, вертящийся, голосистый.

– Что ты принес? – испугалась Нина.

– Душа вашей дочки переселилась. Я просил богов, чтобы они послали мне знак. Я пошел к храму, и тут она кричит, девочка. Ее кто-то выкинул – специально для вас.

– Ты хоть соображаешь, что говоришь?! – заорал Клим.