— Может, побольше сотенных? — щедро предложил Шарик.
— Хватит на первый раз. Чего жадничать!.. А как ты кошелек маме подсунешь?
— Знаю как. Ты в это дело не вмешивайся.
…Следующим вечером мама рассказывала на кухне:
— Вы представляете, иду из библиотеки, а на снегу рядом с тротуаром что-то чернеет. Смотрю — кошелек. Открыла, а там триста тридцать четыре рубля с мелочью…
— Везет хорошим людям, — заметил Андрей Игнатьевич и опасливо посмотрел на жену.
— Счастливая ты, Галина, — сказала Зямина мать. — Вот и новую юбку себе справишь…
— Да ты что! Думаешь, я себе взяла?
— А что? Кому-то подарила, ненормальная?
— Ну, человек-то, который потерял, он чем виноват? Ищет, наверно, переживает… Отнесла в милицию, протокол составили.
— Ты, Галя, или святая, или дура, — печально сказала Зямина мать. И закричала на Зяму: — А ты тут не торчи, нечего слушать, про что взрослые говорят!..
Стасик сунул пальцы в карман — Шарик там грелся и вертелся.
— Вот она, моя мама. Вся как есть. Понял?
— Ничего, — сердито отозвался Шарик. — Перехитрим.
— Маму?
— У вас ведь есть облигации?
— Ой… Это чтобы выигрывать по займу? Пачка!
— Ночью пошарю по номерам.
…Андрей Игнатьевич звонко кричал на кухне (он на радостях пропустил рюмочку):
— Я же говорил: хорошим людям завсегда счастье! Ты хоть что делай! Это надо же, пять тыщ! Ты, Галина, молодец!
— Да в чем же я молодец-то? — счастливо смущалась мама. — Просто повезло раз в жизни. Принесла газету, стала номера проверять и глазам не верю: и номер, и серия сходятся… Ой, товарищи, я теперь все долги отдам, Стаське новое пальто куплю и еще на полгода нормальной жизни хватит…
При маминой тогдашней зарплате, в восемьсот пятьдесят рублей, пять тысяч — это просто богатство…
— И коньки с ботинками, — осторожно напомнил Стасик.
— Чтобы опять отобрали!
— С ботинками не отберут.
— Зато поколотят…
«А и правда», — грустно подумал Стасик.
— Ну, тогда лыжи. С горок в Банном логе кататься. Там ребята нормальные, никто не пристает.
Когда легли спать, Стасик велел Шарику:
— Рассказывай, как это у тебя получилось.
— Делов-то… Недавно розыгрыш был. В городе Киеве. На сцене такие штуки крутятся, вроде стеклянных бочек, а маленькие ребята из них пенальчики достают. Ну, как губная помада у мамы. У твоей… А в них бумажки с номерами. Ну вот, один мальчик и вытянул…
— Слушай… а это честно?
— Нечестно деньги из воздуха делать, — слегка огрызнулся Шарик. — А тут все по правде. Надо было только постараться, чтобы мальчик нужный номер вытащил…
— А как ты постарался? Ты что… — Стасика вдруг обожгла радостная догадка. — Сам превратился в этого мальчика?!
— Вот еще! Просто прочитал все номера и подсунул ему под руку тот, который надо. Лучом-толкачом…
Стасик не отозвался на веселую рифму. Вздохнул огорченно:
— А я думал, ты превратился…
— С чего ты взял?
— Я не взял… Просто подумал: вот хорошо бы…
Матрица
1
Здесь надо сделать оговорку, отступление… Было ли то, что описано в предыдущей главе? С точки зрения земного жителя вопрос нелепый. Но Белый шарик был обитателем звездного мира, где свойства и законы совмещенных пространств иногда сплетаются в клубки неразрешимых загадок… Там проблема «было — не было» вовсе не кажется такой бессмысленной.
Взять, например, явление отраженных граней! Луч временн
Стасик-то, конечно, о таких сложностях не подозревал. А Белый шарик задумывался. Ведь, в конце концов, это именно он лихо двинул Вильсона по вектору Времени вперед почти на полгода. За один миг! От той секунды, когда услышал Стаськины слова (просто крик души!): «Вот если бы сейчас было лето», — до майского дня, когда Вильсон оказался в парикмахерском кресле.
Двинуть-то двинул, но сколько энергии это стоило! (И опять большие шары бранили его за легкомыслие.) А основная сложность в том, что на темпоральном векторе с декабря по май возник, естественно, временной вакуум. Природа же, как известно, ни в чем не терпит пустоты. И свободный объем времени, словно бутыль с выкачанным воздухом, начал стремительно всасывать в себя поток событий.
Неясным осталось одно: случились эти события на самом деле или они — только продукт отраженного вектора? Если они были, то почему и Стасику и Яшке многое вспоминалось потом скомканно и урывками? Почему, например, Белого шарика не беспокоило, что с марта все сильнее кашляла сестренка Вильсона? Нет, он помнил это и даже несколько раз делал из хлебных крошек и горошин очень нужные для Катюшки лекарства, которых не оказывалось в аптеке. Но тревоги Шарик не ощущал. Может, потому, что все чаще был занят своими звездными делами? Или дело в том, что все это было не по правде?