Белый слон

— «Яков», — повторил мичман, снимая куртку и расстёгивая жилет. Неплохо звучит. Обычно меня зовут Яшей, а если Яков, то почему-то обязательно с отчеством. На борту я был «Ящик». Или «Длинный Ящик», в просторечии — «Гроб»…

— Хельга, — сказала Хельга.

— Виктор, — представился я.

— Договорились, — резюмировал Яков, садясь и наливая себе. — Догонишь, Виктор, или начнём с нуля?

— С нуля. — Я поднял кружку. — Хельга не будет.

— Вижу, — кивнул Яков. Капнул, размешал, и мы наконец-то выпили.

…На Парамушире Яков не был. И в ситуации, видимо, так и не разобрался. Для него все девятнадцать мокрых пацанов до сих пор оставались людьми, и то, что произошло на берегу, он до сих пор воспринимал не как жестокую необходимость, а как бессмысленную жестокость. Он полагал себя причастным к преступлению. Он сравнивал это с «расстрелом за двойку по теологии, вместо обычных розог, которые, кстати, тоже запрещены». Он считал этих пацанов просто-напросто дезертирами — но всё-таки людьми. Он не был на Парамушире.

А дело было ясное. Три года назад (через год после моего дембеля) томские и екатеринбуржские десанты сдали остров с рук на руки иркутянам и красноярцам. Северная половина острова была дезактивирована, очищена от нежити и подготовлена к планомерному заселению. Нежить была локализована на юге, в районе всё ещё действующих вулканов. Поперёк острова был насыпан вал, а на всех ключевых высотках вдоль него стояли полевые РТ (они же ПРТ-512), которые время от времени поливали гребень вала, выжигая всё, что лезло с юга. Жить было можно.

Тогда, три года назад, ещё никому не приходило в голову связать активность квазибиотики с вулканической активностью. Когда нежить попёрла через вал уже не отдельными «волокнами» и «обручами», а целыми эскадрами «парусов», иркутяне не придумали ничего умнее, кроме как забросить парочку «деток» южнее вала. Винить их не в чём: я на их месте тоже не придумал бы ничего умнее, я тоже попытался бы создать в тылу у нежити очаг радиоактивности, чтобы хоть на время отманить её назад. Но эффект получился противоположный.

«Детки» растолкали два дремавших вулкана и расковыряли третий, до той поры считавшийся обычной сопкой, — и Парамушир опять стал адом. В течение полугода иркутяне планомерно отступали по почти очеловеченной земле, пока не упёрлись в пригород Касивобары, откуда начинали мы. Здесь они были смяты и сожраны, и перестали быть. Красноярцы, составлявшие гарнизон города и порта, вообще не имели никакого опыта столкновений с нежитью. Почти все они, за исключением офицеров, были первосрочники, плохо вызубрившие устав и вряд ли добравшиеся до спецнаставлений. Офицеров прогоняют через четырнадцатые кабинеты, офицеры хоть какой-то навык, пусть не закреплённый в деле, имеют. Пацаны и этого не знали. Нежить у них на глазах пожирала людей, и пацаны не понимали, что происходит. Внешне не происходило ничего целую неделю, а то и больше, человек оставался вроде бы человеком, лишь незначительно замедлялись физиологические реакции, да на третьи сутки наступала полная глухота и менялось цветоощущение.

А спустя неделю пацаны перестреляли командиров (которые пытались делать то, что надо) и сыпанули из Касивобары, как тараканы из горящего дома. Причём, сыпанули все: и те, у кого был иммунитет, и те, кто был уже сожран, да пока что не знал этого…

И вот тут выплывает под свет юпитеров баркентина «Тихая Сапа» с боцманом Ящицем на борту. Марсовый на баркентине был зорок до чрезвычайности, капитан (вопреки предписанию) милосерден, а боцман энергичен и деятелен. Девятнадцать красноярцев-первосрочников были выловлены из воды, подняты на борт, обсушены и накормлены макаронами с маргарином (семеро из них наверняка не стали есть!), и спустя четыре часа доставлены в Кихчик — базовый порт десанта. Там, прямо на берегу произошло неизбежное — именно то, что боцман счёл и продолжает считать «бессмысленной жестокостью»: людей отделили от не людей и не людей сожгли. А «Тихая Сапа» в течение пятнадцати суток стояла на якоре в трёх кабельтовых от берега, под прицелом береговых РТ порта. Когда карантин был наконец-то снят, баркентина развернула паруса и, выполняя новое предписание, легла на курс запад-тень-юг. Спустя неполные сутки она усилила собой блокаду Катангли, который не то вознамерился отделиться от Сахалинской Демократии и объявил себя вольным городом, не то просто отказался платить какой-то налог…

Вот, собственно, и всё, что связывало мичмана с Парамуширом. И этого оказалось достаточно, чтобы личное дело Ящица заинтересовало ИХ?.. Я не понимал, почему. И дал себе слово: попытаться найти поручика Титова и послушать его. Полковника Тишину искать было незачем — о нём я знал всё. Ну, во всяком случае, достаточно, чтобы не желать его видеть.