Белый снег

Зачем же тогда негодует сейчас.

А слезы струятся из глаз воспаленных,

И мир она видит теперь без прикрас.

Снег слякотью черной темнеет у дома,

И пусть на порог нет желанья ступать,

Хоть там ее вещи и люди знакомы.

Но впредь нужно дальше ей жить продолжать.

Стучать в дверь не стала – она приоткрыта

Была этой ночью. Ее ли ждала?

Ей хлопнула громко. К чему же быть скрытной?

Она вошла внутрь и замок заперла.

Чуть слышный щелчок, ключ холодный в ладошке,

И сердце сжимают стальные тиски.

Душа заперта. Точно так же по крошке

Себя собрала. Нужно дальше идти.

Маман дожидается. Там, у камина,

В гостиной от люстры в две сотни свечей

По стенам ползет ее тень исполином.

Сегодня не будет любезных речей.

Маман была зла. Ее брови дугою

Сошлись к переносице – ждите беды.

Прищуренный взгляд – чуть владеет собою.

Она, оставляя от юбки следы,

Измазанной грязью, водой мутной, стылой,

Подходит к ней ближе и шепчет: «Прошу,

Давайте оставим. Нет сил мне быть милой.

Я выйду за графа. Сейчас я спешу».

Она прошла к выходу. Грустно. Неспешно.

Услышала как тихо скрипнул диван.

Она изменилась. Не будет впредь прежней.

Она так решила. Поймет ли Маман?

Бал

26 февраля 1917г

Прошло Рождество, а за ним и Крещенье.

Февральские дуют в столице ветра,

И ряд стройных пар повторяет движенья.

Готовились к балу девицы с утра.

Начищен паркет до зеркального блеска,

Стучат каблучки., тихий смех у окна.

Но рвется их мир, словно тонкая леска.

Распутин убит. Чья же это вина?

Отбыл император, война на границе,

Озлоблен усталый голодный народ.

Его не утешит впредь императрица.

Она о Распутине слезы лишь льет.

Спокойствия нет ни в шикарных салонах,

Ни в цехе, ни в поле. Тревожно в груди.

И больше людей появилось в погонах,

Грядут перемены. Что ждет впереди?

Но пары танцуют, шампанское льется

В фужеры хрустальные, ропот и смех.

Она в этот вечер одна не смеется.

Одно в ней желанье – сбежать ото всех.

Нарядное платье, прическа по моде,

Перчатки атласные – истинный шелк.

По меркам других она счастлива вроде,

Вот только в душе все не так хорошо.

Она у балкона стоит. Ей бы волю!

Взметнуться в высь птицей и в даль улететь.

– С невестой своей могу танец позволить?-

Склонился к ней граф. Не желала смотреть

Она на него, а не то, чтоб касаться.

Но общество требует – нужно идти

Ей с ним танцевать и болтать, улыбаться.

То право, с ума ее может свести!

Когда очерствела, душой стала резкой,

Ведь раньше весь вечер могла танцевать,

Купаться в кокетстве, улыбках и блеске

Старинных зеркал, лишь к утру засыпать?

Сейчас же на вечер пришла лишь для вида.

Маман ей командует – что тут скрывать.

Пусть сердце терзает нещадно обида,

Придется ей с графом идти танцевать.

Он был сухопар, с сединой и усами,

Расправлены плечи и сверху чуть взгляд,

Спесивость, гордыня росли в нем годами,

По капле ему отдавая свой яд.

Его была кожа пергаментно белой,

Покрытая старческим желтым пятном,

Походка, напротив, порывистой, смелой.

Ему жизнь казалась прекраснейшим сном.

Она же себя ощущала иначе.

Ее сон был страшен. Проснуться бы. Но

Увы, не получится. Боль свою спрячет

Поглубже, туда, где души ее дно.

– София Петровна! Позвольте представить, -

Она обернулась на голос: «Сharmant!

Фортуна смеется. Ей б темп слегка сбавить».

За ней наблюдают и граф, и Маман.

Она улыбается нежно хозяйке -

Татьяне Ивановне (дважды вдова),

Старушке прелестной, одной из той стайки,

Что свет излучают, теплы их слова.

Грубить и быть резкой Софи не хотелось,

К такой собеседнице – только светло.

Представить кого? Она вмиг осмотрелась.

Мгновение. Вздох. Она видит Его.

Мундир белоснежный, погоны златые,

Перчатки атласные, пристальный взгляд.

Шатен, но виски совершенно седые.

Они так о многом о нем говорят.

Ее он узнал? То сказать невозможно.

Он сдержан излишне, лишь губы поджал.

Но в памяти всплыл эпизод осторожно,

Как он на руках ее в ночь ту держал.

Три месяца минуло. Много ли? Мало?

Но столько случилось в стране с этих пор.

И смута сильней и сильней нарастала.

«Распутин», «Война» – лишь о том разговор

В салонах столичных, а так же в лавчонках.

За лентами выйти Маман не дает.

Недавно заметила, слуги-девчонки

О том же болтают. Каков же исход?

Она безразличной старалась казаться.

Болтушкой она никогда не слыла.

В ответ на приветствие лишь улыбаться

Спасителю Софья в тот миг предпочла.

Заправила локон за ушко. Кокетство.

Глаза опустила и вновь подняла.

Отвадить поклонника лучшее средство -

Быть глупой и милой. Болит голова.

К виску прикоснулась. Уехать желает,

Забраться в постель и лежать в темноте.

Волненье с трудом она нынче скрывает.

Боится поддаться Ему и мечте.

А он стоит прямо и взор не отводит.

Наверно, узнал. Он бы так не смотрел.

А взгляд ее этот, ах, право, изводит…

Зачем на мосту он той ночью успел?

Не билось бы сердце сейчас в предвкушении,

Душа не стонала б на графа смотря.

Ее не терзали б мечты и сомненья.

Себя так держала. Но было все зря…

Манили глаза его. Как быть холодной,

С собой совладать? Как улыбку сдержать,

Что рвется на волю синицей свободной?

А после как с графом идти танцевать?

Себя как сломить? Как к нему прикасаться

И слышать как дышит он ей на плечо?

И как от отчаянья не содрогаться?

Под взглядом Его так в груди горячо…