Белый танец

Я повернулась к нему, а он в то же мгновение – ко мне, и мы оказались лицом к лицу, совсем близко. Так близко, что я ощутила его дыхание. Ещё секунду мы стояли так, замерев, а потом он чуть наклонился и коснулся моих губ губами. Сначала легко, затем смелее. А когда я ответила на его поцелуй, он шумно выдохнул, порывисто обнял меня и стал целовать с таким жаром, что у меня дух перехватило, внутри всё зашлось, а сердце, ухнув, упало куда-то вниз живота.

Из этого сладкого полуобморока меня выдернули чьи-то голоса поблизости.

Володя тоже их услышал и нехотя прервал поцелуй. Он тяжело дышал и не выпускал меня из объятий, пока снова кто-то не крикнул совсем рядом: «Володя! Шевцов!». Крик доносился со стороны лестницы, и вскоре оттуда показались Архипова, Долгова и Кузичева.

– Ты тут? Мы тебя потеряли.

– Ой, ты не один? – пригляделась, подойдя к нам ближе, Кузичева. Жаль, в темноте я не видела выражения её лица.

Архипова пробормотала:

– Я внизу подожду.

И сразу ушла. Даже жаль её мне стало. Помню же, как страдала сама.

– Володя, мы там все внизу, во дворе собрались, – у Кузичевой тоже голос стал натянутый. – Только вас ждём. Вы пойдёте на залив? Рассвет встречать…

– Ты пойдёшь? – повернулся ко мне Володя.

Я пожала плечами.

– Ну, можно…

***

Мы спустились в вестибюль. Володя выглядел каким-то полупьяным – тёмные волосы встрёпаны, глаза лихорадочно блестят, губы пылают. К нам подошла Раечка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Володя, тебя все потеряли, – говорила она ему, а сама буравила меня взглядом. Но Шевцов и не подумал выпускать мою руку. – Мама твоя уже ушла домой. А где ты был?

– Мы, Раиса Ивановна, просто гуляли. Прощались с родной школой.

– Ой, – улыбнулась она, умилившись. – Но вы ведь всегда сможете заходить к нам в гости. Уж тебе, Володя, мы всегда будем рады.

Тут нас окликнули:

– Идёмте! Заждались уже.

На улице было свежо, даже прохладно, и Володя, сняв с себя пиджак, накинул мне на плечи. Сначала мы шли всей гурьбой. У Борьки Шустова откуда-то появилась в руках гитара. Он так и шёл, перебирая струны. Когда отошли от школы на приличное расстояние, Валовой извлёк из внутреннего кармана бутылку и хлебнул прямо из горлышка.

– Что это у тебя? – спросил кто-то. Кажется, Кузичева.

– Агдам. Хочешь погреться?

– Откуда?

– Припас…

Дальше их голоса становились всё тише и тише, пока не смолкли совсем. Мы с Володей как-то незаметно отстали от наших и теперь просто шли вдвоём по пустынной улице.

– Как тебе выпускной? – спросил он.

– Нормально, – ответила я. Но не говорить же ему, что я от счастья петь готова. – А как тебе?

– Честно? Это был самый счастливый день в моей жизни.

Сердце радостно затрепетало, я чуть было не выпалила ему ответное признание, да вовремя сдержалась. К тому же в его словах как будто что-то царапнуло. Был… Вот оно, догадалась я. Это «был» прозвучало как-то обречённо. Оно словно ставило точку. А ведь и правда всё закончилось…

– А… – начал Володя и замолк на полуслове, помолчал и всё-таки спросил то, что его, видно, терзало: – А ты и тот парень… вы вместе?

– Какой? – не сразу переключилась я. – А-а, Славка. Нет, мы расстались, ещё до Нового года. Слушай, я давно хотела сказать, ты прости меня, пожалуйста. Я не хотела тебя обидеть… Сгоряча тебе наговорила плохих слов, но на самом деле я так не думала и не думаю. Я даже потом извиниться хотела, но ты стал встречаться с Архиповой, ну и вот…

– Я?! Встречаться? – в голосе его звучало неподдельное удивление. – Да мы просто друзья.

– Ты ей нравился, – заметила я.

– Да, наверное.

– И всё равно просто друзья? – не унималась я, потому что столько месяцев я из-за этого страдала. Столько ночей лила в подушку слёзы.

– И всё равно – просто друзья, – подтвердил он и вдруг обнял меня за плечи, придвинул к себе поближе.

Я зарделась, закусила губу, пытаясь сдержать улыбку. Однако был ещё один вопрос, который не давал мне покоя.

– Володя, а ты куда-нибудь поступаешь?

– Угу. В универ, в Новосибе.

– Значит, скоро уезжаешь? Когда? – спросила я, затаив дыхание.

Он пожал плечами.

– От отца зависит, он всё в отпуск никак не может уйти. Но, наверное, недели через две. Там уже с середины июля вступительные экзамены начинаются.

Настроение как-то вдруг резко упало. Две недели, всего две недели…

Володя, наверное, почувствовал, что я расстроилась. Некоторое время он напряжённо молчал, а потом сказал:

– Я что-нибудь придумаю.

Я понимала, что он всего лишь пытается утешить меня. Что тут можно придумать? Он уедет в большой город и наверняка вскоре забудет меня.

– Буду приезжать на каникулах, – добавил он, но у меня от его слов только в груди защемило.

***

Мы бродили по ночному городу до самого рассвета. Болтали о том о сём, вспоминали, перебирали всякие случаи, смеялись, даже предъявляли друг другу претензии. О скором расставании больше не заговаривали, не хотелось о грустном.

– Ты велел на меня карикатуры нарисовать! – припомнила я, притворно гневаясь.

– Ничего подобного! Хотя зря ты порвала газету, очень похоже получилось, – смеясь, ответил он.