Наутро я ходил от дома к дому, стучался у ворот и парадных дверей богатых особняков, спрашивал, не нужен ли водитель, на вашу машину, — хороший водитель, опытный.
Ответ был один: нет.
Так работу не найдешь. Надо, чтобы кто-то из домочадцев знал тебя лично. А стучаться в дверь и спрашивать — напрасный труд.
По большей части в Индии простора для предпринимательства никакого, Ваше Превосходительство. Это печальный факт.
Когда я, измученный и мрачный, возвращался вечером домой, Кишан утешал меня:
— Не теряй надежды. Продолжай. Не сегодня завтра повезет.
И я ходил от дома к дому, от ворот к воротам и спрашивал, спрашивал... И получал неизменный отказ. Наконец, недели через две, я набрел на особняк, обнесенный десятифутовой стеной. Каждое окно было забрано решеткой.
Раскосый вальяжный непалец глядел на меня сквозь прутья ворот.
— Чего тебе?
Тон его мне совсем не понравился, но я изобразил широкую улыбку.
— Не нужен ли вам водитель, сэр? У меня стаж четыре года. Мой хозяин недавно умер, и я...
— Пошел на хрен. У нас уже есть шофер. — Непалец вертел в руках связку ключей и скалил зубы.
Сердце у меня упало, и я чуть было не махнул рукой и не отправился восвояси, но тут увидел человека в свободной белой одежде. Человек мерял веранду шагами, погруженный в свои мысли. Клянусь богом — клянусь всеми 36 000 005 богами, — как только я увидел его лицо, сразу понял:
Он глянул с веранды вниз — и темная сила сплела наши судьбы воедино.
Я знал: он спускается по ступенькам, спешит мне на помощь. Надо только его дождаться, а пока заговорить зубы заразе непальцу.
— Я хороший водитель, сэр. Не курю, не пью, не ворую...
— Пошел на хрен. Не понял, что ли?
— Чту Бога, чту свою семью...
— Да что с тобой такое? Проваливай, сказано!
— Не распускаю сплетен про хозяев, не беру чужого, не сквернословлю...
Дверь дома отворилась. Но это был не человек с веранды — во двор вышел толстый сутулый старик с пышными седыми усами, заостренными на кончиках.
— Что здесь происходит, Рам Бахадур? — спросил он у непальца.
— Попрошайка, сэр. Деньги клянчит.
Я всем телом кинулся на ворота:
Это был Аист собственной персоной! Старик скосил на меня глаза, присмотрелся...
— Впусти мальчишку, — помолчав, велел он непальцу.
Фр-р-р!
Как только ворота открылись, я бросился Аисту к ногам. Моей быстроте позавидовал бы бегун-олимпиец. У непальца не было ни малейшей возможности перехватить меня.
Вы бы на меня посмотрели, какое представление я им закатил — стоны, мольбы, рыдания! Можно было подумать, я из касты актеров. Уткнувшись носом в отросшие, грязные, давно не стриженные ногти на ногах Аиста, я напряженно думал:
— Ты
— Да, сэр. Я работал в чайной — в той, где висит большой портрет Ганди. Я уголь там крошил. Вы у нас пили чай как-то раз.
— А-а... старая деревня... — Он прикрыл глаза. — А что, люди меня помнят? Я уж три года там не был.
— А как же, сэр, люди говорят: «Отец наш покинул нас, Тхакур Рамдев, лучший из хозяев, уехал, кто нас теперь защитит?»
Аист довольно вздохнул и повернулся к мистеру Ашоку:
— Посмотрим, на что он годен. Мукеша тоже позови. Прокатимся.
Только позже я понял, до чего же мне повезло. Мистер Ашок вернулся из Америки как раз накануне, ему только-только купили машину. А машине нужен водитель. Тут-то я и подвернулся.
В гараже стояли два авто, «Сузуки Марути» (этих белых малюток полно по всей Индии) и «Хонда Сити». «Марути»-то своя в доску, послушная служанка, повернешь ключ зажигания — и делай с ней что хочешь. «Хонда Сити» — побольше, поизбалованнее, своевольная, себе на уме, руль-то у машины с усилителем и двигатель навороченный. Я весь трясусь: если Аист велит мне сесть за руль «Хонды», исход будет для меня плачевный. Только удача оказалась на моей стороне.
Меня посадили в «Сузуки».
Аист и мистер Ашок сели сзади, а смуглый человечек — Мукеш-сэр, другой сын Аиста, — спереди. Он и распоряжался. Охранник-непалец, потемнев лицом, взирал, как я выезжаю со двора и направляюсь в центр Дханбада.
Покатались они со мной полчасика и велели возвращаться.
— Неплохо, — сказал старик, выходя из машины. — Водишь внимательно, уверенно. Повтори, как ты прозываешься?
— Хальваи.
— Хальваи... — Он повернулся к смуглому: — Эта каста, она высшая или низшая?
Вот он, решающий момент, понял я. Все висит на волоске.
Должен кое-что растолковать насчет каст. В этом вопросе даже сами индусы часто путаются, особенно городские, образованные. Спроси их — ничего толком объяснить не смогут. На самом же деле все довольно просто.
Взять хотя бы меня.
«Хальваи» значит «кондитер»[15].