Белый трибунал

Затем Сознающий вернулся, готовый отвечать на вопрос своего протеже. Ответ явился беззвучным взрывом чувств, большая часть которых была Тредэйну совершенно непонятна. Лишь одно не вызывало сомнений: глубокое отвращение.

На что, интересно было бы знать, оно направлено?

— Тебе претит насильственное ограничение разума? — попытался угадать Тредэйн.

Горячее подтверждение и снова звучащие в голове слова:

He-Сознающие. За пределом Аномалии.

Восприятие было кристально прозрачным, но едва ли что-то объясняло. Он не успел обратиться за разъяснениями, потому что сверкающий голос настойчиво обратился к нему:

Ты наказал виновную. Ты восстановил справедливость.

— Опять? Ты, кажется, это уже говорил? По-видимому, от него ожидали какого-то отклика. Но Тредэйну нечего было ответить. Молчание затянулось — и вдруг все кончилось. Так же беззвучно и непредсказуемо, как появился, Ксилиил исчез.

Тредэйн снова был один, и его мысли принадлежали только ему. Немного кружилась голова, его знобило, словно от холода. Ярко пылал камин, воздух был приятно теплым, но колдун продрог до костей. Тредэйн неловко опустился на колени перед огнем, протянув ладони к теплу. Пляшущие язычки пламени напомнили о переменчивом сиянии Сущего Ксилиила.

Ему не хотелось думать о Ксилииле, о заключенном с ним договоре, о цене, которую предстоит заплатить… за что?

Ты наказал виновную. Ты восстановил справедливость.

Справедливость… За нее можно отдать все, не так ли?

Виновную он наказал, спору нет. В пламени Тредэйну увиделось лицо Эстины ЛиХофбрунн. Прозвучали ее прощальные слова: «Извините… Мне, право, жаль, что так нехорошо получилось… Что же еще я могу сказать?»

Прощальные слова… Может быть, последние слова в ее жизни. Она умерла, так ничего и не поняв, не переменившись, верная себе. Мало радости наказывать таких врагов, как она.

Но с остальными все будет иначе, уверял себя Тредэйн. Почтенный Дремпи Квисельд. Верховный судья Гнас ЛиГарвол. Они совсем другие, особенно ЛиГарвол. Его истинная цель — именно они.

Образ Эстины мигнул и исчез, и только теперь Тредэйн осознал, что не представляет ни как она умерла, ни где находится ее тело. Возможно, Злотворный сказал бы, догадайся Тредэйн спросить. Легчайшее напряжение колдовской силы сообщило бы ему все, что хотелось узнать, и губы колдуна уже начали выговаривать слова, настраивающие разум, но воспоминание о быстро струящемся ручейке песчинок заставило их замереть. Ни к чему расходовать силу. Эстина ЛиХофбрунн хорошо известна в городе. Через несколько часов улицы будут полны слухов. Если повезет, среди множества невероятных фактов можно будет найти парочку соответствующих действительности.

* * *

— Сообщение полностью соответствует действительности, — настаивал человек, избравший для себя имя «Набат». На самом деле его звали Местри Вуртц, но об этом знал лишь один из присутствующих. Тринадцать слушателей его смотрели на него откровенно недоверчиво, и он сердито напомнил:

— Мои источники всегда были надежны. Остальные с сомнением переглядывались, и, наконец, один из собравшихся спросил:

— Значит, ваш источник самолично присутствовал на Восхвалении?

— Этого я сообщить не могу.

— Да бросьте, Набат, — усмехнулась солидная дама, несколько неудачно именовавшая себя «Белая Гардения», — будьте благоразумны. Мы потеряем доверие распространителей и читателей, если окажется, что скормили им пустую сплетню.

— Вы обвиняете меня во лжи? — обычно бледное лицо Набата потемнело.

— Нет, конечно, нет — поторопился заверить его человек неопределенного пола и возраста, известный как Кирпич. — Гардения только хотела сказать…

— Может быть, я не знаю, что говорю?

— Нет-нет…

— Попрошу вас определиться. Она подразумевала именно это. И когда же это, интересно мне знать, я потерял способность отличать правду от вымысла? Этот момент как-то ускользнул от меня. Хотелось бы узнать, когда же я превратился в болтливого недоумка, словам которого нельзя доверять?

Ответом был не слишком дружный хор возражений. Набат пропустил их мимо ушей. Он напряженно выпрямился, его лицо налилось краской, лихорадочно блестевшие глаза загорелись еще ярче.

— Я — основатель нашего общества. У меня больше, чем у кого бы то ни было из присутствующих, опыта и знаний. И вы осмеливаетесь сомневаться в моей компетентности? Я спрашиваю, вы ОСМЕЛИВАЕТЕСЬ?