Белый царь – Иван Грозный. Книга 1

– Значит, не желаете присягнуть сыну моему, законному наследнику Дмитрию? Пошли на поводу у врагов? За сколько продали честь и совесть свою? Хотите свободы, которой вам не видать? Не убоялись неминуемой ответственности пред Всевышним? А отвечать придется, потому как вы таите измену в душах своих. Идете против воли помазанника Божьего. Это смертный грех. Не будет вам прощения ни на том, ни на этом свете. – Государь повернулся к побледневшему двоюродному брату. – Не ты ли, Владимир, с матерью своей руки мне готовы были целовать, когда освободил вас из темницы? Не ты ли, Владимир, кланялся и слезно благодарил за милость? За то, что вернул вам все, что было отобрано? Не ты тогда клялся мне в верности до гроба? Не тебя ли я возвысил, доверяя правление государством в свое отсутствие на Москве? Я мог бы сгноить тебя в темнице вместе с княгиней Ефросиньей, но даровал свободу и прежнее благополучие. Теперь ты идешь против меня и законного наследника, моего сына? Бояр на бунт подбиваешь? Заговор чинишь? Поднимаешь мятеж, который станет губительным для всей Руси? А знаешь ли ты, что за это по закону полагается? Смерть! Я еще в состоянии призвать тебя и твоих единомышленников-заговорщиков к ответу. Рано вы меня похоронили. Как видишь, живой я! – Иван отвернулся от дрожащего Владимира, вновь пронзил присмиревших бояр своим тяжелым, мрачным взглядом. – Я все сказал. А теперь решайте, присягать царевичу Дмитрию или нет!

Проговорив это, Иван Васильевич ушел в покои, где тут же рухнул на постель.

А дума сдалась! Бояре видели, что царь болен, но уже не при смерти. Он смог сказать долгую обличительную речь.

Вельможи устрашились жесткого гнева царя, пользовавшегося огромным авторитетом в народе, среди набирающего силу дворянства, сильных воевод, способных поднять свои полки, и пошли целовать крест. Был приведен к присяге и князь Владимир Старицкий.

Узнав об этом, князь Лобанов-Ростовский тут же отправился к Ефросинье Старицкой, ждавшей новостей из Кремля.

Она встретила его кратким вопросом:

– Что?..

– Беда, княгиня, – выдохнул Лобанов. – Бояре приняли присягу.

– Все?

– Можно сказать, что все. Только Курлятов схитрил, объявил себя занемогшим, не имеющим сил явиться в Кремль.

– А Владимир?

– Он тоже целовал крест, княгиня. Я слышал, Иван ему смертью пригрозил. Вот князь и сдался, как и бояре, поначалу отказавшиеся присягнуть младенцу. Они испугались царского гнева.

В светлицу вошел князь Владимир. Встал посреди комнаты, опустив голову.

– Прости, матушка, не смог я выстоять против Ивана. Никак не ожидал, что он поднимется с постели и выйдет к боярам. Я испугался близкой смерти и присягнул на верность царевичу Дмитрию.

– Слюнтяй! Слабак! Я с верными боярами тебе трон чуть ли не на руках поднесла, вызвала в Москву удельные войска, а ты? Вместо того чтобы проявить твердость, сдал Ивану и себя, и верных людей! Да ты же всем нам приговор смертный подписал. О чем думал, гаденыш? О том, что, покорившись воле царя, сохранишь жизнь и свое положение? В свое время отец твой Андрей Иванович поверил обещаниям Елены Глинской, и что? Где он? В могиле, преданный лютой казни!

– Но ведь Иван потом помиловал нас.

– Пошел прочь, сопляк! Видеть тебя не желаю! Жди, когда за тобой стража явится да потащит на плаху. А с тобой и меня, и бояр, которых ты предал. Вон отсюда!

Князь Владимир опустил голову и ушел, испуганный и подавленный.

Князь Лобанов обратился к Ефросинье:

– С Владимиром все понятно, а что ж теперь делать нам? Мне, князю Петру Щенятеву, Ивану Турунтаю-Пронскому, Дмитрию Немому, Петру Серебряному, Семену Микулинскому, другим вельможам, принявшим твою сторону?

– Что делать? Держать в тайне наш сговор, дать присягу Дмитрию и прекратить открытое сопротивление царю.

– А удастся ли сохранить тайну, княгиня?

– Против царя никто ничего не говорил, так? А об истинных наших планах знают только те, кто участвовал в заговоре. Сомневаюсь, что ты, князь Лобанов-Ростовский, побежишь к Ивану каяться. Да и другие не самоубийцы. А я царя не боюсь.

– Эх, княгиня, донесут на нас враги. Я последнее время частенько замечал у твоего подворья ратников дружины князя Ургина. А он первым за царя встанет.

Ефросинья вскричала:

– Почему только сейчас об этом сказал?

– Да раньше как-то недосуг было.

– Недосуг? А откуда, интересно, Ургин прознал про то, что ко мне бояре ездят?

– Не могу сказать.

– А я думаю, ты людей Ургина сюда и привел, но ладно, это все ерунда. Мало ли кто и к кому в гости ездит, главное, что разговоров наших слышать никто не мог.

– А слуги?

– Надежные люди. Под пыткой не выдадут.

– Что ж, поехал я к себе, княгиня.

– Езжай, да передай мои слова верным боярам. Противостояние с царем на время прекращаем. Да не торопись особо, на подворья не езди. Встретишь кого, передашь мои слова. И сам держи язык за зубами, Семен. Тебе вслед за мной отвечать придется, ты же у меня первый помощник.

– Почему я, княгиня?

– А кто же? Ты и есть. Но оставь меня!