Белый царь – Иван Грозный. Книга 1

Елена привела его в палаты, где обычно собирался опекунский совет и приближенные думные бояре, села в кресло покойного мужа. Вдоль стен стояли лавки, убранные коврами, но Глинская не предложила Ургину присесть. Он так и остался стоять пред правительницей, что, впрочем, ни в коей мере не задевало его самолюбия. Ургину было прекрасно известно истинное отношение к нему вдовы Василия, да и бояр из опекунского совета. Оно было, мягко говоря, не очень приязненным.

Дмитрий не обращал на это никакого внимания. Он не принадлежал ни к одному из противоборствующих боярских кланов, оставался верным присяге, данной покойному Василию III, и был всецело занят обеспечением безопасности Ивана.

Независимое положение и поведение Дмитрия вызывали недовольство бояр, особенно князей Шуйских. Но тронуть Ургина они не осмеливались.

Надо отметить, что в это время пострадали многие вельможи, не признавшие власть опекунов, самой правительницы и Овчины-Телепнева-Оболенского. Этот молодой, но коварный, безжалостный человек все сильнее влиял на нее. Даже родной брат покойного Василия Третьего, старший дядя нынешнего государя князь Юрий Дмитровский вместе со своими боярами подвергся опале и был заточен в темницу.

Правительница и ближние к ней бояре знали о том, что Дмитрий Ургин имеет на Москве довольно много верных ему людей, включая ратников особой стражи. Им было известно, что он пользуется весьма большим авторитетом среди посадского, торгового, ремесленного и служивого люда, способного поднять бунт, грозящий перерасти в массовые волнения с совершенно непредсказуемыми последствиями. Оттого они и ненавидели Дмитрия, но старались не выказывать этого.

Елена, наклонив голову, смотрела на Ургина. Дмитрий спокойно выдержал ее взгляд, таивший в себе злобу, неприязнь, возможно, и тайный умысел.

Княгиня, выдержав паузу, заговорила:

– Каждый день, князь, я выхожу из опочивальни и вижу у детской и далее в коридорах каких-то неопрятных мужиков. Они наряжены в багровые с синим одеяния, да еще и с оружием. Каждый день я чувствую на себе их недобрые взоры, в которых кроются какие-то намеки. Каждый день эти мужики портят мне настроение. Более того, я уже опасаюсь одна ходить по дворцу. Много ли надо хрупкой, беззащитной женщине? Потому я и вынуждена держать при себе человека, способного защитить меня. А по дворцу, да и в городе расползаются разные непотребные слухи. Будто у меня связь с Овчиной, он мой любовник, чего не было, нет и быть не может. Я остаюсь верной мужу и буду таковой до гроба. А слухи те поганые исходят не иначе как от твоей стражи.

Ургин укоризненно покачал головой и проговорил:

– Я выслушал тебя и хочу в свой черед спросить. К чему ты завела этот разговор? Ряженые, так раздражающие тебя, являются ратниками особой стражи, созданной лично великим князем Василием. Тебе известно, что цель у нее одна – беречь жизнь и здоровье твоего сына до достижения им совершеннолетия. Все мы дали кровную клятву твоему покойному мужу и будем исполнять ее, стоять до конца, коли возникнет угроза юному государю. Тебе же, княгиня, опасаться стражи не след. Слухи, о которых ты упомянула, исходят не от ратников. Им нет дела до твоей личной жизни. Ищи сплетников среди тех, кто льстиво гнется перед тобой, в глаза говорит одно, а за спиной – другое…

Княгиня, сверкнув очами, прервала речь Дмитрия:

– Довольно! По-моему, я ясно сказала, что мне надоело видеть твоих мужиков. Для охраны Ивана хватит и дворцовой стражи. Можешь считать, что твои люди распущены. Их не должно быть ни во дворце, ни в Кремле.

– Быстро же ты, княгиня, забыла, что именно ратники особой стражи спасли жизнь тебе и твоим детям, когда рухнул мост. Не помнишь ты и о том, что клялась умирающему мужу не трогать особую стражу. Женская память коротка. Ты могла забыть многое, тем более что в этом тебе кое-кто весьма усердно помогает, но не в твоей воле распустить особую стражу.

Елена взорвалась:

– Да как ты смеешь так разговаривать со мной! Не много ли возомнил о себе, князь Ургин? Или не ведаешь, что и не таким особам, как ты, хребты в подвалах ломают?

Дмитрий, в отличие от Глинской, сохранял спокойствие.

– Ты угрожаешь мне, княгиня? Не надо. Я не боюсь. Да и не во мне дело. Государство управляется не страхом, не плахами, но милостью и благодеяниями. Сила власти в народной любви. Значит, в Господе нашем, ибо, как говорится в Писании, Бог есть любовь! Не делай зла, если не хочешь, чтобы оно вернулось к тебе. Вижу, ты желаешь слышать то, что тешит самолюбие. Дело твое. Однако особую стражу устранить не в твоей власти.

– Ты уверен в этом?

– Да! У меня есть грамота. Отозвать ее может только великий князь Иван при достижении совершеннолетия.

Глинская усмехнулась.