Читаем Белый царь – Иван Грозный. Книга 2 полностью

– Татары, как мухи, пристанут – не отгонишь. Они вцепятся в нас крепко, попрут через реку живой волной, не отпустят, пока всех не изрубят.

– Так что ты предлагаешь? – Ургин внимательно посмотрел на станичного голову. – Пропустить татар без боя? Нарушить приказ главного воеводы? Или за свою жизнь печешься больше, чем за судьбу страны? Если так, то забирай-ка ты своих станичников и иди завтра же в лес вместе с бабами, детишками и скарбом. Там отсидитесь, пока другие будут за вас насмерть биться. Мешать не стану. Обойдусь без тебя и твоих людей.

– Зачем говоришь такие обидные слова, князь? – спросил Найденов.

– А разве ты не заслужил их?

– Я, князь, побольше тебя с татарами воюю, так что в трусости обвинять меня не надо! – повысил голос Найденов. – Я размышляю, а не предлагаю. Да, я не хочу, чтобы наши бабы остались вдовами, а дети сиротами. Но разве я сказал, что станица не выполнит приказ? Коли придется, то все поляжем на поле брани. Тебе бы не хаять меня, князь, а подумать, как хотя бы на малое время получить передышку в бою, чтобы успеть отойти. Положить людей – дело не хитрое. А вот чтобы и задание исполнить, и ратников сохранить, тут думать надо.

– Будет передышка, Ермолай. Я не намерен терять здесь дружину, как и твоих людей. А за обидные слова извини.

– И ты прости, князь, что выступил не по чину. О какой передышке ты говоришь?

– К нам из Калуги подойдут два струга с казаками. Я поначалу думал сразу ввести их в бой, а потом поразмыслил и изменил решение. В прямом сражении суда долго не продержатся, да и толку от них будет немного. К тому же река у переправы неширокая. Татары достанут струги горящими стрелами. Поэтому я решил ввести их в бой, когда надо будет отводить от берега наших людей. В подробности вдаваться не стану, ни к чему они тебе, но возможность отойти у нас будет.

– Это другое дело, князь. Скажи, на Москве известно, где сейчас находятся татары и какими путями идут к столице?

– Девлет-Гирей ведет свою стопятидесятитысячную орду сразу по всем тем направлениям, которые использовал и ранее. Он не прибегает к хитростям, идет напрямую, уверенный в том, что с ходу сомнет всю нашу оборону и возьмет Москву.

– Эка куда он хватил, собака шелудивая! – воскликнул Найденов. – Не много ли берет на себя этот Гирей?

– После прошлогоднего успеха он возомнил себя великим полководцем. Льстецы в Бахчисарае называют его вторым Батыем. Хан же хвалится, что он не второй, а единственный татарский царь, который навсегда покорит Русь.

– Ну-ну, поглядим. Как бы ему с голым задом не пришлось бежать в свой Крым, под юбки жен!

Ургин улыбнулся.

– Вот это другой разговор.

– А когда на Москве ждут появления хана?

– Где-то в двадцатых числах орда должна выйти к Оке. Но это если она и дальше будет идти так, как сейчас.

– Сто пятьдесят тысяч татар – это очень много, – задумчиво проговорил Найденов.

– Так то по слухам, Ермолай. Князь Воротынский говорил о ста двадцати тысячах, но опять-таки приблизительно.

– А наши послы в Крыму точно разузнать не могли?

– Они привлекли к этому делу всех знатных крымских вельмож, которые выступают за дружбу с Москвой. Достоверно известно, что войско самого хана насчитывает не более пятидесяти тысяч.

– Откуда же взялось сто пятьдесят или сто двадцать тысяч?

– Турецкий султан прислал в помощь хану отряд в семь тысяч отборных янычаров и еще сколько-то других войск. За Перекопом к татарам и туркам примкнули ногайцы во главе с Теребердеем-мурзой. Они могут выставить десятки тысяч человек.

– А у Москвы в полках, если не секрет, сколько ратников?

– Да какой секрет, Ермолай. Тысяч двадцать, от силы двадцать пять. В полку князя Одоевского, который стоит в Тарусе, около четырех тысяч воинов. В других полках побольше или поменьше. Есть еще пограничные станицы. Опытный князь Воротынский где-то спрятал сильный, крупный отряд. Он же понимает, что двадцать пять тысяч даже самых лучших ратников не выдержат натиска стотысячного войска противника даже за каменными стенами крепостей. Еще у нас есть казаки и служивые татары.

– А Иван Васильевич не собирается переезжать из Новгорода в Москву?

– А вот это, Ермолай, не наше с тобой дело. Царь лучше всех знает, откуда ему управлять ратью.

– Это верно.

– Давай-ка закончим этот разговор и обсудим наши собственные действия на ближайшие дни.

– Давай! А может, медку, чтобы голова посвежела?

– Медку, Ермолай, мы с тобой после победы откушаем. Значит, так, завтра тебе первым делом надо послать в крепость гонца, доложить о прибытии в Высокое моей дружины. Князь Одоевский должен знать об этом. За день твой гонец обернется?

– Куда быстрее, если в Тарусе не задержат.

– Хорошо. Тогда, пока гонец не вернется, с утра посмотрим ближние подходы к селу и к реке, верст на тридцать во все стороны.

Найденов сказал:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее