Белый вепрь

— Рано или поздно все равно узнают, — спокойно произнес приор. — Тем не менее вы совершенно правы: надо забирать его отсюда. — Он запнулся. — Говорят, правда, не знаю, насколько это верно, что лорда Ловела готовы с почестями встретить в Вестминстере, если только он признает власть нового короля. Но может быть, это просто ловушка.

— Вполне возможно. — Филипп искоса посмотрел на собеседника. — А Фрэнсис слышал об этом?

— Да. Он громко расхохотался.

За воротами стояли оседланные лошади. Фрэнсис уже был в седле и нетерпеливо оглядывался по сторонам, ожидая кузена. Тучи рассеялись. Вышло солнце. Все кругом улыбалось. Едва они отъехали, раздался звон колоколов. Рядом с кухонной стеной птицы беззаботно клевали зерно.

Филипп и Фрэнсис направились на юг, в Мальдон. Навстречу им другой дорогой шли люди Филиппа. Недалеко от этого оживленного порта беглецы постарались оторваться от возможной слежки и замести следы.

Двоих оруженосцев и пажа Филипп оставил в монастыре францисканцев{169}. Там же был кое-кто из земляков. Всем им предстояло терпеливо ждать корабля, шедшего во Фландрию.

Филипп отправился на ближайший постоялый двор, там снял на короткое время комнату. Он быстро переоделся в поношенное платье и выцветшую шляпу. Накануне в это был одет вожак его команды, выдававший себя за торговца. Его свободно пропустили через городские ворота.

На следующее утро из Мальдона выехал тот же торговец. У ворот он остановился и на ломаном голландском языке заговорил со стражником. Тот охотно указал ему дорогу, пропустил его спутников. Ночью они остановились сразу за Челмсфордом{170}, где главная дорога разветвлялась: одна шла в глубь острова, к Лондону; другая — к устью реки.

Через два дня они уже были на побережье. Хозяин судна остановился прямо в гавани и в любой момент был готов сняться с якоря. Судно уже нагрузили товарами. Последние три дня дул попутный ветер. Филипп и Фрэнсис поднялись на борт еще до рассвета, корабль тронулся вскоре. Фрэнсис сидел на тюке с хлопком, глядя, как постепенно тает в дымке береговая полоса. Взошло солнце, и в тот же миг воздух наполнил торжественный звон колоколов.

Взглянув на спутника, Фрэнсис иронически заметил:

— Бог ты мой, совершенно вылетело из головы: сегодня же годовщина бракосочетания короля Генриха. — Он потянулся, откинулся назад и подпер рукой подбородок. — И отмечаться она будет, не сомневаюсь, с таким великолепием, словно его мадам, эта дурочка Елизавета, прошла в спальню со своим верным Тюдором прямо через двери церкви. Я как-то подумал, не съездить ли самому в Лондон, чтобы посмотреть на эту комедию, но… — Фрэнсис потеребил кинжал на поясе. — В общем, дурацкая была мысль. Все правильно. Я не буду слишком долго досаждать вам своим присутствием, Филипп, разве что герцогиня Бургундская передумает.

— Ради всего святого, Фрэнсис…

— Да, кузен? — Фрэнсис поднял глаза, они горели. Филипп посмотрел на белое, застывшее лицо, и какое-то странное чувство родилось у него в груди — не страх, не жалость, скорее что-то похожее на отчаяние и острую боль предвидения.

— Фрэнсис, это будет означать для вас верную смерть. Если вам себя не жаль, то подумайте хотя бы о тех, кто разделит вашу судьбу.

— Я никого и ни к чему не принуждаю. Неужели так трудно вообразить, что есть люди, которые сами делают выбор? В свое время и вы были горячим и целеустремленным. Правда, тогда вам почти нечего было терять.

Он осекся и густо покраснел.

— Разве вы умеете оживлять мертвых? — медленно спросил Филипп. — Если да, то я не раздумывая пойду за вами.

Последовало короткое молчание. Фрэнсис наклонил голову, закрыв лицо ладонями.

— Извините, я не то хотел сказать. Если кто и заслужил право на счастливую жизнь, то это вы…

— Ладно, не имеет значения. Забудем.

По мере того, как солнце поднималось все выше, небо темнело. На краю его, переливаясь, дрожала радуга.

Фрэнсис зябко дернул плечами и плотнее закутался в плащ.

— А что с мальчиками, Филипп?

— С мальчиками? — Он не сразу понял, о ком идет речь.

— Я имею в виду принцев, — пояснил Фрэнсис. — Что с юным Эдуардом и его братом? Вы что-нибудь знаете о них?

— Я могу рассказать вам, что произошло с мальчиком по имени Джон Глостер, которого все сочли внебрачным сыном короля, — без всякого выражения произнес Филипп. — После Босворта его бросили в темницу и уморили голодом. Тюдор считает, что угрозу надо пресекать в зародыше. А что касается принцев, то коль скоро он предложил руку их сестре, пришлось признать их законными сыновьями. И как, по-вашему, Генрих мог с ними поступить? — Снова наступило молчание, на сей раз более продолжительное. — А почему вы меня об этом спрашиваете? Откуда мне знать больше, чем известно другим?

Фрэнсис взглянул ему прямо в глаза.

— Стало быть, не знаете, — наконец выговорил он. — Я надеялся хотя бы у вас что-нибудь узнать. Ведь от вас у него не было секретов.

— Нет, об этом он мне ничего не говорил, вы уж поверьте. — Слова падали медленно, одно за другим, как капли с листвы после дождя. — И вообще, я не понимаю, о чем вы говорите.