Белый ветер

— Вперед! Стой! Видно?

Копытко прополз еще несколько метров, опять огляделся, на этот раз медленно, обреченно — он уже понял, что ограждения и указки не увидит.

— Встать! — равнодушным голосом произнес Левашов. Он повернулся и, не оглядываясь, направился к лагерю. Его вдруг охватила усталость. К чему весь этот час морозного ожидания, эти дешевые эффекты с растерянным, ошарашенным Копытко? Он, наверное, выглядел смешным в глазах Гоцелидзе — эдакий едва оперившийся выпускничок. Не успел приехать, уже проявляет служебное рвение, придрался к пустякам, взбудоражил всех…

Сумерки уже сгустились по-настоящему. Лес сплошной черной стеной почти сливался с темнотой. Кое-где мелькали огоньки, вдали над невидимой дорогой проплывали золотистые купола — свет автомобильных фар.

— Товарищ лейтенант, а товарищ лейтенант! — донесся до него из-за спины голос. — Виноват, товарищ лейтенант…

И тут сержант Копытко, командир первого отделения, услышал слова, которые за два года службы ему не доводилось слышать ни от одного офицера.

— Виноват, говорите? А может, кто-то другой виноват?

Копытко опешил. В голосе лейтенанта не было издевки, скорее раздумье.

— Как же так, товарищ лейтенант, ограждение-то мое отделение не поставило… Значит, виноват, думал — видно, а вы верно приметили: поползет гвардеец — и не увидит. Зачем ему в рост-то шагать? Вы верно приметили. Недоглядел я… Как командир отделения должен отвечать…

Копытко говорил и говорил, страшась паузы. Наконец замолчал. Молчал и лейтенант.

— Скажите, Копытко, вы комсомолец? — неожиданно задал вопрос Левашов.

— А как же, товарищ лейтенант, мы все в роте комсомольцы!

— Ну вот, вы попробуйте ответить как комсомолец, — сказал Левашов. — Попробуйте. И отчитайтесь не передо мной, а перед своей комсомольской совестью. Ведь на девяносто девять и девять десятых процента ничего бы не произошло. Так? Ну вот, а вы об одной десятой подумайте и о своем товарище, на чью долю эта десятая досталась бы. А теперь — кругом марш! Чтобы завтра утром все было сделано как следует.

Лейтенант скрылся в темноте, а сержант Копытко еще долго растерянно стоял посреди снежной дороги, потом повернулся и пошел исправлять недоделки.

За ужином, на который собрались офицеры роты, Русанов представил Левашова.

Кроме командира второго взвода лейтенанта Гоцелидзе здесь были: командир третьего взвода лейтенант Власов, веселый, громкоголосый гигант, неиссякаемый рассказчик анекдотов; командир первого взвода прапорщик Томин, невысокого роста худощавый парень со значком мастера спорта на кителе, и еще какой-то лейтенант.

Офицеры встретили Левашова радушно, но настороженно — как-никак начальство. С прежним замполитом отношения сложились хорошие, каковы они будут с новым?

Об инциденте на площадке приземления Гоцелидзе, видимо, никому ничего не сказал, и Левашов вздохнул с облегчением. Все же где-то в глубине души остался неприятный осадок, и сколько ни убеждал он себя, что это Гоцелидзе должно быть стыдно, неловкость испытывал сам.

Поговорили о погоде, об учениях, о командующем.

Командующий пользовался огромной популярностью. О нем ходили легенды. Солдаты видели в нем образец воина, бойца, героя войны. Да он и был Героем Советского Союза, с замечательной боевой биографией.

В войсках о нем передавались из уст в уста бесчисленные рассказы, из которых добрая половина была плодом богатого солдатского воображения.

Как всегда, больше всех знал о командующем лейтенант Власов.

— Вот однажды был случай: отскочила дымовая шашка на учениях — и хатку спалили. Дрянная хатка была, а командующий собрал саперов и говорит: «Гвардейцы, неужели людей без крыши оставим, а? Поможем!» За три дня такую домину ребята возвели, будь здоров! Весь колхоз потом их благодарить приходил.

— От них дождешься благодарности, — проворчал лейтенант, фамилия которого была Романов. — Слышал я эту историю. Только конца ты ее не знаешь…

— А что конец, конец как конец. — Власову не понравилось, что кто-то портит впечатление от его рассказа. — Построили дом, и все тут.

— Как же! — продолжал Романов. — Не слышал, что потом было, так я тебе скажу. На следующих учениях опять чья-то хата сгорела, и опять солдаты новую построили. А как третий раз пожар случился, командующий проверку поглубже устроил, ну и выяснил: десантники там и близко не ночевали. Сам мужичок дом спалил — решил, что ему задарма небоскреб построят. Только командующего на мякине не проведешь.

— Да ну, наплел! — поскучнел Власов. — Кто это будет сам свой дом поджигать?

— Э, — Романов хитро подмигнул, — не знаешь ты в тех краях народ, там ловкач на ловкаче сидит, ловкачом погоняет…

— Всюду вы плохое видите, — Гоцелидзе со всеми был на «вы», — всюду у вас жулики да жулики, понимаешь…

— А у тебя, Арчил, одни святые по земле ходят! — Романов с жалостью посмотрел на Гоцелидзе. — Эх…

— Зачем святые, зачем святые! — горячился тот. — Люди по земле ходят, советские люди, понимаешь!..

— Ну вот что, — прекратил спор Русанов, — идемте-ка спать, товарищи офицеры, завтра, сами знаете, какой день. Давай ко мне, Левашов, там тебе место предусмотрено.