Белый ветер

Вот как, значит, обстояло дело! Вот какова причина бурного раскаяния Рудакова! Действительно, артист, провел его, как рядового зрителя. А он, замполит, поверил, развесил уши, едва не прослезился от умиления… И все пытался оправдать Рудакова, когда ему старались раскрыть на этого подлеца глаза.

Да, одного человека можно обмануть, но коллектив не обманешь… А характеристика уже ушла за его подписью! Надо что-то делать, пойти к капитану Кузнецову, к майору Субботину, в прокуратуру!.. Нет, надо разыскать Шурова, вот кого! Все ему рассказать — ведь характеристика придет к нему, — в крайнем случае написать официальное заявление. Так или иначе, но прежде всего надо посоветоваться с Шуровым.

Он взял себя в руки. Уж коли совершил ошибку, надо постараться толковее исправить ее; в конце концов, дело не в характеристике — ничего особенного он там не написал, Рудакова вовсе не расхваливал. Урок в другом. Надо верить людям, но не надо слепо доверять на слово. И уж никогда не идти на компромиссы с совестью, пусть даже на самые маленькие…

Левашов знал, что сегодня Шурова нет в городе и раньше завтрашнего дня поговорить не удастся. Он опять заторопился домой, и при мысли о Наташе, которая его ждет, к нему снова возвращалось спокойствие.

Когда он вошел в дом, то увидел, что она успела навести в нем свой порядок. Желтые чемоданы были разобраны и водворены на гардероб, посуда вымыта, стол накрыт. Сама она в симпатичном халатике стояла на балконе. Она прозевала его возвращение, услышала только, когда он завозился, снимая ремень и сапоги. Вошла в комнату, ожидающе взглянула на него, но ничего не спросила.

А он не знал, что сказать.

…Наташа и потом, когда они привыкли друг к другу, никогда не задавала ему вопросов о службе, пока он сам что-либо не рассказывал ей.

Наконец он снял сапоги, китель, переоделся, как обычно, в тренировочный костюм и присел на диван.

— У меня неприятности, Наташа, — сказал он.

Она села с ним рядом, молчала в ожидании.

И пока они сидели вот так, пока снова обедали, он без утайки рассказал всю историю с Рудаковым.

— Завтра встречусь с Шуровым, посоветуюсь, — закончил он свою исповедь.

— А потом? — спросила она.

— Не знаю, — он пожал плечами, — видно будет… И вообще, Наташа, все как-то по-дурацки получается. Ты приехала. Понимаешь, с тобой вся моя жизнь перевернулась, новый смысл появился, я так счастлив, как только можно быть. А тут какая-то нелепая история с этим солдатом, характеристиками, прокуратурами… Черт знает что! Почему в каждой бочке меда обязательно должна быть ложка дегтя? В первый же наш день я морочу тебе голову всей этой ерундой. Стыдно просто…

— Знаешь что, Юра, — она встала и смотрела на него каким-то холодным, осуждающим взглядом, — не превращайся в слезливую бабу. Все тебе прощу, только не это. Твоя служба — это твоя жизнь, и, что бы в ней ни происходило, это не ерунда, это очень важно. И я всегда это пойму. Ясно? Ради бога, не раскисай. Вот сейчас, например, — и она улыбнулась, — помоги мне вымыть посуду. Говорят, успокаивает нервы. Пошли на кухню!

Они вместе мыли посуду. Прогулялись по городу, посидели у телевизора. И очень много говорили.

О чем?

О том самом, о чем говорят влюбленные в первый день после долгой разлуки…

ГЛАВА X

На следующее утро, отпросившись у Кузнецова, Юрий вернулся за Наташей, и они отправились в ЗАГС подавать заявление. По дороге он озабоченно рассуждал:

— Надо найти тебе работу. Иначе ты с тоски помрешь… Целый день сидеть, меня ждать, ничего не делать. — И вдруг спохватился: — А может, не хочешь? Это ведь не обязательно, можешь читать или пению учиться по-настоящему. Не только же в Москве можно. Здесь тоже, наверное. Ты ведь тогда уехала в музыкальное училище поступать? Да? Мне говорили… С твоим голосом, Наташка, ты всех здешних певиц за пояс заткнешь!

— Ты в этом уверен? — спросила Наташа.

— Ну конечно! Ты же прекрасно поешь. Или пойдешь работать? Словом, сама решай. У нас тут есть два института с французским, есть педучилище, только в школах о вакансиях не узнавал.

— Не беспокойся, Юра, я устроюсь, — перебила Наташа. — А петь для тебя я буду и без музыкального образования.

Наступила долгая пауза.

— Не беспокойся, у меня есть направление, — снова заговорила Наташа. — А училище я бросила, — неожиданно добавила она.

Он даже остановился, словно налетел на невидимое препятствие.

— Бросила училище? Почему? А куда направление?

— В «Русь», вашу новую гостиницу интуристскую. Есть у вас такая? Та, которая недавно открылась.

— Есть, — медленно сказал Левашов, — есть такая. Так что за направление? От кого, кем работать?

— Что ты так удивляешься? — пожала плечами Наташа. — Обыкновенное направление из отдела кадров «Интуриста» в эту гостиницу. Точнее, в бюро обслуживания при ней.

Он долго молчал.

— Разве у тебя не педагогический диплом? — спросил он наконец.

— Какое это имеет значение? С дипломом переводчика преподавать нельзя, зато с дипломом преподавателя никто не запрещает работать переводчиком.

Он обдумывал ее слова.

— Что значит бюро обслуживания? — спросил он подозрительно. — Кого там обслуживают?