Белый волчонок

— Знаешь, — передразниваю я его, поднимая голову, — Никогда не думал, что скажу такое парню, но я бы тебя сейчас расцеловал.

— Не надо, — Богдан даже отодвигается, скрипя стулом по полу.

— Не буду, — охотно соглашаюсь я. — Спасибо.

— Чем могу помочь? — он коротко кивает на мою благодарность.

Золотой человек. Сразу к делу, без лишних распинаний. Но, вывалив на него всё, что произошло за последние без малого двое суток, я немного по-другому оцениваю его вмешательство.

— Я должен предупредить. Помогая мне, ты можешь и сам подставиться. Не думаю, что безопасники станут разбираться. Даже если выставим это так, что я тебя обманул. Уберут всех свидетелей и всё, — с огромной неохотой говорю я и подкрепляю последнее слово, проведя рукой по горлу.

— Спасибо за заботу, но уже поздновато, не думаешь? — усмехается он.

— Я могу сейчас уйти, — торопливо выдаю только что родившийся вариант. — А ты пойдёшь к Панаевскому и расскажешь, что Белаторский свихнулся, несёт бред и вообще ритуал посвящения сказался на его адекватности. Только сначала старшим расскажешь эту же версию. Так ты будешь в безопасности, а дело получит огласку, что мне будет на руку.

— Да кто же поверит, что я не смог остановить тебя? Ладно, допустим, мы изобразим драку, при свидетелях, — Богдан кивает на притихшую кухню. — И как, пусть и одарённый, но без сил и памяти, сможет одолеть меня? А ведь Панаевский как раз в курсе твоего состояния. Брось. За предложение спасибо, но раз уж я сказал, что готов помочь, значит помогу.

— Что у тебя произошло с Панаевским? — доходит до меня.

— Не здесь, — здоровяк хлопает по столику и поднимается. — Мы и так засиделись, нас могут увидеть. Пойдём, есть одно безопасное место. Там всё и обсудим.

Он уходит расплачиваться, что-то тихо говорит, наклонившись к работнику за стойкой. Тот усиленно кивает, не переставая улыбаться, и я вижу, что Богдан оставляет внушительную пачку денег, слишком большую для чаевых.

Так, чего я ещё не знаю о жизни юных аристократов? Шибко уверенно Покровский ведёт себя, прикрывая нас. Да и местечко тут…

Путь наш оказывается совсем коротким. Мы выходим наружу, пересекаем улочку и заходим в ту самую дверь, выходящим из которой я и видел его при поиске. Следую за ним молча, затыкая воспрянувшую духом подозрительность.

Узкие лестничные пролёты, лифта нет, на стенах несколько слоев штукатурки с краской, один трещинами пробивается сквозь другой. Ржавые подтёки добавляют этим пятнам цвета и запаха. Отполированные тысячами ног ступени, давно потерявшие острые углы.

В слабом свете закрашенных тёмной краской ламп, мы поднимаемся на третий этаж. Богдан гремит ключами у высокой двери, обитой плешивым дерматином. Налегает на неё всем телом, вправляя в нужное положение и распахивает.

Квартира, явно бывшая коммуналка, внутри выглядит гораздо приличнее. Аскетичный, но свежий ремонт, современная мебель, абстрактные чёрно-белые фотографии на стенах.

Вовсю работает кондиционер, гоняя свежий воздух, приятно пахнущий чем-то хвойным.

Скидываю кеды, уже треснувшие сбоку. И радуюсь, что выделил время на быструю стирку, пока гостил в храмовой душевой. Больше суток бегать по трущобам, не снимая промокшую обувь — и врагу не пожелаешь такой газовой атаки.

Богдан быстро указывает на ряд дверей в коридоре, объясняя где что. И проводит на кухню.

И тут поистине мужской разгром. Я и в мире без магии в неё верил. Потому что только волшебным образом можно быстро засрать пространство.

Опасно накренившаяся башня тарелок в раковине. Чашки, стаканы, бокалы повсюду. Все разномастные, на любой вкус и цвет. На подоконнике коробок двадцать из под пиццы, сложенные ребро к ребру — порядок.

Кухонное полотенце висит на рогатой люстре, зацепившись за самый краешек. На диване, стоящем вдоль стены, смятое одеяло и россыпь подушек. И только большой круглый стол в центре помещения идеально чист.

Домашний уют, короче говоря.

— Добро пожаловать в мою берлогу! — усмехается этот медведь на мой одобрительный взгляд.

— Твою? — я устал удивляться, но опять это делаю.

— Ну а тебе понравится постоянно торчать в дворце, окружённым заботливым семейством? Да у половины княжичей есть такие квартиры. Где можно хоть немного расслабиться и на пару часов сделать вид, что ты никому и ничего не должен.

Так вот раскрытия какого секрета он испугался. Но какая же это тайна? Семья же должна знать, куда пропадает один из них. Или у них там молчаливое согласие? Пока наследники не сильно хулиганят, можно чуток отпускать поводок.

— Чай, кофе, крепкий… кофе? — предлагает тем временем он, обводя широким жестом бытовой апокалипсис.

С радостью сажусь за стол и соглашаюсь на порцию кофеина и напоминаю о своём вопросе про Панаевского. Богдан гремит посудой, что-то роняет, рассыпая, выдвигает из недр ящика небольшую кофеварку.