Белый Волк

Теперь, в сумерках, она прогуливалась со своим телохранителем в Королевских Садах, где уже зажглись фонари на высоких железных столбах. Ее сопровождал командующей конницей Аскелус, высокий и грозный. И он, и телохранитель Маланек, бывший учитель фехтования, не отнимали рук от мечей.

— Говорят, что молния дважды в одно место не ударя-ет, — со смехом заметила Джиана.

— Ваше величество слишком рискует, — возразил Маланек. Лунный свет делал складки у него на лице еще глубже.

Перестав быть действующим бойцом, он больше не брил голову, но высокий гребень и длинный хвост на затылке сохранил как знаки своего непревзойденного мастерства. Седину он скрывал под черной краской, и королева, любившая старого воина, относилась к этому снисходительно.

— Какой-то риск всегда остается, Маланек, — сказала она. — И ты же видишь, я надела кольчугу, которую ты велел выковать для меня.

— Да, и вы в ней очень хороши. Потому-то вы ее и носите, я так думаю.

Он, конечно, был прав. Длинная, до бедер, серебряная кольчуга с широким поясом, на подкладке из мягкого сафьяна, подчеркивала стройность ее талии. Мерцая при луне, Джиана шла к Озеру Снов, мраморному бассейну с изваянием женщины. Вокруг воздетой к небу руки статуи обвилась змея. Статуя изображала Джиану, и она, гуляя в парке, всегда останавливалась посмотреть на свое подобие.

Десять дней назад из кустов у пруда выскочили двое убийц, переодетые дворцовыми слугами. В ту ночь с ней был один Маланек. Он, несмотря на почтенный возраст, успел выхватить саблю и отбил атаку. Первого он убил на месте, но второй проскочил мимо него и с ножом бросился на Джиану. Королева, высоко подскочив, ударила его в лицо сапогом и отшвырнула назад, а Маланек заколол ударом в спину. Возможность допросить убийц отпала, и кто послал их, осталось тайной.

Это было уже четвертое покушение за последние два года.

— Я состарюсь, а она всегда будет прекрасна, — с грустью произнесла Джиана, глядя на статую.

— Зато она никогда не сядет на коня, — заметил Маланек, — не сможет полюбоваться закатом. И не узнает, что такое любовь народа.

— Любовь народа недолговечна. Люди бросали цветы вент-рийцам и украшали гирляндами коня Бокрама. Они переменчивы.

Впереди наконец показались высокие стены и новые ворота личной резиденции Джианы. Двое часовых, выбранных Аскелусом, отдали честь.

— Кто в доме? — спросил Аскелус.

— Четверо советников королевы, пять горничных, слепой арфист и гонец из Мелликана. Вентрийский посол просит аудиенции — его посланец ждет у галереи.

Часовые отворили ворота, и Джиана вошла.

— Отослать их всех прочь? — спросил Маланек.

— Арфист Эмпаро пусть останется, я хочу послушать его игру. С вентрийским послом я встречусь завтра утром, перед заседанием Совета. Пусть его проводят сюда, и мы вместе позавтракаем. — Джиана задержалась у двери в дом. — Гонца из Мелликана я приму немедленно. Ты, Аскелус, со мной.

Воин, кивнув, распахнул перед ней дверь. Внутри горели лампы, бросая блики на обитую шелком мебель. Пять горничных в белых платьях присели перед королевой.

— Можете идти спать, — махнула на них Джиана, и они, снова сделав реверанс, удалились.

Маланек, отправившись вслед за ними, привел плечистого офицера с усталыми глазами. Тот отвесил королеве поклон и стал ждать, когда заговорит она.

— Вы проделали долгий путь, — сказала Джиана.

— Да, ваше величество. Четыреста миль за десять дней. Мелликан вот-вот падет.

— Что еще вы желаете сообщить?

— Я привез сведения относительно тех, кто верен вашему величеству, и относительно тех, чьи судьбы нам предстоит… рассмотреть. Все бумаги я передал Маланеку.

— Я прочту их и тогда вызову вас снова. — Джиана никак не могла вспомнить имени этого человека. — Но почему вы решили дождаться меня нынче вечером?

— Новости о Скилганноне, ваше величество.

— Он мертв?

— Нет, ваше величество. Он покинул монастырь до прибытия наших людей. Мы полагаем, что он отправился в Мелликан.

— Мечи при нем?

— Он убил нескольких человек из ближнего городка, когда горожане вознамерились вторгнуться в монастырь. По нашим сведениям, он воспользовался оружием, которое отнял у них же.

— Мечи у него, я знаю, — сказала Джиана.

— Трудно поверить, что он сделался монахом, — вставил Аскелус.

— Отчего же, — не согласился Маланек. — Скилганнон вкладывал душу во все, чем занимался, — а разве это не дар Истока?

— Он боец, — пожал плечами Аскелус, — и вся эта духовная белиберда не для него. Любовь побеждает все, прощайте врагам своим и прочее. Побеждают солдаты, а тот, кто прощает своих врагов, долго на этом свете не задержится.

— Замолчите, вы оба, — велела Джиана и спросила гонца: — Кто из наших его преследует?

— Я передал нашему мелликанскому посольству, чтобы последили за ним. Есть еще те двадцать конных в городе Скептии и один наемный убийца, весьма искусный, с которым можно связаться. Какие приказания мне надлежит им послать?

— Я подумаю. Приходите утром, и я вам скажу. — Джиана жестом отпустила гонца и в задумчивости села на шелковую оттоманку.

Маланек с Аскелусом молча ждали.