— Я не хочу, чтобы он умирал, Укрон, — прошептал Игорь. — Ты должен его спасти! Неправильно, когда умирают такие хорошие парни. Сделай что-нибудь, Укрон. Ты же можешь, я знаю! Верни ему жизнь!
— В этом мире нет моей власти, сын мой, — с низким хрипом ответило чудище. — У него совсем нет сил. Его должен выкармливать медведь, лось или хотя бы волк. Где я найду ему брата в этом одичавшем каменном лесу? Здесь меня не слышат ни люди, ни твари.
— Попробуй. Попробуй сделать хоть что-нибудь, Укрон! Мы же не можем бросить его таким!
— Хорошо, сын мой, я попытаюсь призвать ему брата. Но откликнется ли на зов хоть кто-нибудь?
Щупальца чудища зашевелились, какое-то из них жгучим холодом опоясало лоб Варнака. Серый полумрак начал сгущаться в его глазах, сгущаться в непроглядную кладбищенскую тьму. Нечто тихое и покойное, разрываемое только резким, кисло-горьким запахом крадущейся перед норой крысы. Подобной наглости он вынести не смог и одним быстрым движением метнулся вперед, щелкнул клыками и скрылся назад в нору. Перемолотая могучими клыками серая добыча не успела даже пискнуть, как уже отправилась к нему в желудок. В бок ткнулись теплыми тупыми мордами щенята, но Вывей лишь покатал их с боку на бок, тихо зашипел, предупреждая об осторожности. Потом выбрался из-за темной коробки, пахнущей плесенью и старыми перегнившими костями, и потрусил по трубе к ослепительному кругу света. Здесь, у выхода из укрытия, он остановился, пережидая.
Сверху доносились семенящие шаги женщин, широкие и размашистые — молодых мужчин, протяжный шелест велосипедных колес, мелкий топот детей, неспешная уверенная поступь мужчин взрослых. Наконец шуршание песка над головой ненадолго стихло — Вывей выскользнул из трубы, вдоль самой воды, скрываясь за прибрежными камышами, пробрался до ивовых зарослей и уже за ними вышел на газон, низко опустил голову и повесил хвост, труся по густой и сочной, пахнущей дождем и прелостью, молодой траве. Слабый ветерок доносил от тропинки сладковато-конфетные ароматы гуляющих дам, слабо перебитый мускусом и сиренью пот их кавалеров, вонь обувной смазки и острую резь горелого пластика, который многие из людей зачем-то вдыхали из подожженных палочек. Однако всех двуногих объединяло одно: им были глубоко безразличны хлопоты зверя, бегущего в безопасном удалении и смотрящего в другую сторону. Не поднимай голову, не гляди, не издавай лишних звуков — и ты останешься невидимкой. Вот и вся тайна выживания в здешних странных каменных лесах.
Поначалу Вывею было очень трудно привыкнуть к близости такого количества людей у своей норы и охотничьих троп. Но, увы, у него не оказалось выбора. Всего зиму назад он жил в прекрасном чистом, тихом и спокойном осиннике, полном зайцев, лис и других мелких жирных зверьков. Правда, попал он туда вместе со своей Белошейкой не по своей воле, а спасаясь от облавы, учиненной на родную стаю, жившую еще дальше, в лесах сухих и сосновых. Вдвоем с молодой волчицей они смогли прокрасться совсем рядом с толстым, пахнущим смолой и дымом, тяжело дышащим человеком, до пота в ладонях сжимающим ружье и слепо уставившимся на подрагивающие от ветра заросли лещины. Двуногий их не заметил, хотя, отступи на пару шагов, мог бы отдавить им лапы.
Потом они с Белошейкой долго кружили, дожидаясь остальную стаю — но больше никто за пределы бора, к густому от молодой лозы, безопасному болоту, так и не вышел. Они тоже не рискнули возвращаться к разоренному двуногими логову и ушли в свободную сторону, через несколько дней осев в роще, в которой люди пока не оставили ни следов, ни запаха. Пара старательно искала место, где будет безопасно, где пережитый ужас не повторится больше уже никогда. И вот поди же ты, как оно вышло…
Обогнув вдоль воды куцый прудик, по которому люди катались кругами, как посаженные на цепь псы, Вывей замедлил шаг, принюхиваясь к ничем не приметной кочке, повел ушами. Шаги, шаги, шелест велосипедных колес, слабо пахнущих болотной слизью, и едкий спиртовой дух… Дождавшись промежутка, он вышел на дорожку, по ней перемахнул по пологому мосту через небольшую влажную канаву, повернул вдоль сетки, за которой обильно воняющие потом люди с громкими хлопками метали друг в друга мячиком, и через густой бурьян пробрался к человеческой трапезной. Она шумела всегда — и днем и ночью; пахла горелым мясом, травяной кислятиной, дымом, паром и спиртом, здесь всегда сидели люди и ели, ели, ели, сменяя друг друга. Но Вывей направлялся, разумеется, не за столик. Он осторожно подкрался к двум длинным мусорным бакам, за которыми шла плотная стена высокой полыни и крапивы. Шорохи между бачками слышны были издалека, доказывая, что людей рядом нет, а добыча — есть, и Вывей без задержки прыгнул на дичь, одну из крыс сцапав клыками, другую же попытавшись достать лапой. Увы, вторая оказалась слишком увертливой и, оставляя кровавую полосу, шустро забилась в узкую щель под баком.