Белый волк, черный волк (СИ)

— Что, с какими еще?.. — Дерек ошарашенно замолкает, понимая, что Торстен говорит о своей семье так, о своих бете и омеге.

У дверей их встречают, омега опускается перед Торстеном на колени и снимает ботинки, а бета забирает его куртку. Торстен с кривой ухмылкой треплет их по волосам, и омега ежится под его рукой, а бета замирает.

— Помните Дерека? Прошу любить и жаловать, он поживет пока с нами.

Бета с омегой глядят на него широко распахнутыми глазами, и Дерек на мгновение прикрывает лицо рукой.

Семья брата так похожа на его собственную, недаром говорят, что близнецы выбирают похожих супругов, думает он. Только у Дерека они не были такими выдрессированными… И это сходство и различие отдаются знакомой глухой болью.

— Не знал, что ты стал таким традиционалистом, — Дерек ухмыляется так же криво, как и Торстен недавно.

— Традиции — наше все, — холодно замечает Торстен. — Спать будешь в своей старой комнате. Обед через полчаса.

Дерек поднимает брови, удивленный его тоном, но возмущение умирает в нем, не родившись: омежка брата подползает к нему на коленях и принимается расшнуровывать ботинки.

Это приятно, Дерек смотрит на худой затылок омеги, на светлый ежик волос, и чувствует удовольствие от робких прикосновений и покорной позы. Бета протягивает руку к его куртке:

— Позвольте…

Наверно, не так уж и плохи старые традиции, думает Дерек и слегка улыбается домашним брата:

— Спасибо.

В его старой комнате ничего не осталось от его вещей, из нее сделали гостевую. Дерек проводит пальцем по декоративному морскому рулю на стене, смотрит на картину с маяком и маленькую модель парусника на тумбочке. Садится на синее покрывало и чувствует себя лишним в этой жизни. Без присутствия брата все стремительно теряет смысл, в груди рождается вой, он хочет прийти на могилы и заснуть на холодном камне.

Он моет руки перед обедом, и из зеркала на него смотрит исхудавшая и избитая копия Торстена. Дерек отворачивается и зовет своего зверя. И на этот раз тот откликается, приходит на несколько мгновений и лижет его в лицо. Это все ненастоящее, конечно, это память играет злые шутки — его бета и омега целуют его в глаза, омега сидит на коленях, а бета рядом, что-то рассказывает, они смеются — да, вот что это было, а его зверь не может лизать в лицо, он всегда внутри.

Короткое обращение помогает избавиться от утренних синяков, и вниз Дерек спускается уже в боле-менее приличном виде. Обедают они вдвоем с братом, а бета с омегой смотрят на них, сидя рядом, и обслуживают. Торстен говорит о лесопилке, их семейном деле, и Дерек кивает — нет, конечно же он ничего не забыл и будет рад помогать брату.

Из родительского логова исчезло тепло, царившее при них, но это даже и к лучшему, думает Дерек, ведь ледяная атмосфера дома меньше всего напоминает ему теперь об его собственном, сгоревшем логове. И все же странно, где брат нахватался всего этого. Неужели в морском флоте, где он служил лет пять? Или за границей, где занимался вообще непонятно чем.

— Ты мне так и не представил этих прекрасных юношей, Торстен, — говорит Дерек, покачивая в руке стакан виски, и улыбается бете с омегой.

Те опускают глаза.

— А что их представлять, бета и омега, — ржет Торстен.

— Ебать… в смысле — весьма занятно, — ухмыляется Дерек.

Они треплются о старых знакомых, и Дереку становится весело, а виски разливается в крови горячей струей.

А потом Торстен наказывает в чем-то провинившегося омегу. Дерек не понимает даже — в чем. То ли поставил не туда что-то, то ли рассердил медлительностью.

Торстен бьет омегу по щеке, велит снять штаны и за шею наклоняет над столом. Бета вкладывает в его ладонь длинную деревянную ложку. Торстен несильно постукивает ею по голой заднице, нежной и круглой, как у всех омег. Тот вздрагивает от этих прикосновений всем телом и испуганно косится назад. Дерек не хочет присутствовать на этой воспитательной сцене, ему жалко омегу и тянет попросить брата прекратить это. Но, конечно же, он не вмешивается в их семейные дела. И почему-то не уходит. Пьет виски и смотрит, как Торстен впечатывает ложку в светлую кожу, оставляя круглые, наливающиеся красным следы. Как дергается и всхлипывает омега, прерывающимся голосом считая удары.

— Задницу, — говорит Торстен после десятого.

И омега заводит руки назад и раздвигает ягодицы, а Торстен гладит его по спине и животу, мнет съежившийся член.

— За что ты наказан?

— За то, что был ленив и неусерден….

— Из-за своего омежьего скудоумия и порочности, — Торстен аккуратно прикладывает ложку к дырке омеги, и тонкое личико того сводит страхом, а руки заметно дрожат.

— Из-за моего омежьего скудоумия и порочности, я буду стараться, Торстен, я обещаю…

— Хорошо, я буду снисходителен сегодня. Пять ударов, — говорит Торстен и лупит омегу прямо по дырке, придерживая второй рукой за член.

Омега изгибает спину и открывает рот в беззвучном плаче, наверное, Торстен не любит, когда кричат.

И Дерек встает и уходит к себе.