Белый вор (СИ)

         До Странника и майора донеслись обрывки матерной брани  и хлопки выстрелов. Пули ударили по корпусу, дырами и трещинами пошло заднее стекло. Оба одновременно пригнулись.

         Дорога впереди была относительно чиста.

                                                                 26

                                       ПРОЩАНИЕ   БЕЗ   ПРОЩЕНИЯ

         Основательно прострелянная машина приметна издалека. Степанов почёл за лучшее свернуть в первый просек и остановиться.

         Поднятый движеньем снежок осел. Странник и Степанов выбрались из раненой «лады» замёрзшие, взъерошенные, забрызганные грязью и сухой зимней пылью.

         Майор грустно оглядел машину. Восстановлению она не подлежала, как по причине повреждений, так и потому, что стала «палёной».

         Степанов достал баллонный ключ, сорвал номера. Извлёк резиновый шланг, которым сливал остатки бензина при чистке бензобака, им же наполнял канистры незадачливым соседям по даче, не подрасчитавшим, сколько горючего потребуется, чтобы съездить туда и обратно.

         Жёлтый бензин ударил в ведро. Летучая жидкость парила.

         Набрав ведро до краёв, Степанов облил бензином салон, руль, панели. Все места, где могли остаться отпечатки пальцев.  Остатки вылил на корпус.

         Он не курил. Попросил зажигалку у Странника.

         Машина пыхнула сине-зелёным пламенем. У Степанова сердце кровью обливалось. На последней модели  «ладу» копил он четыре года. Машину купил, когда в «органах» восстановили.

         Странник и Степанов пошли ловить попутку. Они сейчас находились на дороге, параллельной той, по которой выскочили в область.

         Сзади громыхнул бензобак.

         Запах горелой пластмассы навязчиво прилип к ноздрям.

         Раздвигая облепленные снегом ветви кустарника, Странник и Степанов шли к шоссе. Майор сверлил колючим взглядом раскачивающуюся впереди подвижную фигуру брата. Не сказано было ни слова.

         С каждым шагом Степанов ненавидел Странника всё более. Какое право тот имел переменить решение. Сказал, что не будет маячить… А теперь? Снова появится в его жизни? Вместо обещанных далей вернётся в столицу. Рано или поздно спалится, и ниточка к Степанову потянется. Пусть  Степанова оправдали: гибель Парикмахерши признана неосторожностью при необходимой самообороне. Но брат, брат…

         Хрустнув выветренным настом, майор сел на край придорожной канавы. На плече горел холодный  хлопок, которым Странник одарил его на прощание. На коленях лежал небрежно брошенный «макаров».

         Позади трещала, попыхивала новенькая «лада». Дым задувал к дороге и резал глаза.

          Рассечённое надбровье продолжало кровоточить. Степанов промокнул рану носовым платком.

             Обидно и нехорошо было на душе. Почему-то хотелось плакать. И не то, чтобы жизнь не удалась. Просто он плыл в жизни по течению, а человек, который  машет рукой, пытаясь остановить машину, когда-то тоже путался, теперь же чётко знает, что делает.

         Майор выигрывал у него поначалу. Ему досталась Лида. Её влиятельный отец, он читал лекции на их курсе, помог с тёпленьким местечком.

 Сергей уехал в провинцию, и там шаг за шагом становился Странником, пока  не упала последняя капля.  Количество перешло в качество… Сергей ещё цеплялся за их семью привязанностью к племяннице.

         Нет ему веры, не избавит его отъезд в любую точку страны. Память о нём будет нарывать болячкой, висеть дамокловым мечом. Страннику место – на иной планете, нигде… И дело не в том, что Степанов – «вечный» майор,  и карьера его остановилась после смерти тестя, а Странник – признанный вор, человек, сделавший себя сам.

         Степанов снял пистолет с предохранителя.

         От внутренней боли глаза жгло, они слезились. Через мутную пелену, как в проливной дождь, когда не справляются автомобильные щётки, Степанов видел, что Странник перешёл дорогу и, отчаявшись поймать машину в одну сторону, пытался сделать это в другую.

         Худшие предположения Степанова подтверждались: Странник намерен вернуться в Москву.

         Горевшая за кустами «лада» не подбавляла проезжавшим водителям оптимизма. Не отваживались они взять на пустынной дороге грязного подозрительного попутчика.

         Старенькая «нива» остановилась. Дедуля напряжённо разговаривал через стекло. Машину не снимал со скорости. Рванул с места, не договорившись.

         Степанов через шоссе шёл к Страннику.

         Странник не обращал на него внимания. Он удалялся спиной, будто решив продолжить путь пешком.

         Майор остановился. Он снова засомневался. Спрятал пистолет в кобуру.

         В конце концов, такие, как Странник не думают о братстве.

         Степанов услышал короткий телефонный разговор. Слов не разобрал, кроме: « Уже вижу…» Странник скрылся за поворотом дороги.

         Свернув, Степанов не мог его найти. Потом увидел столб с отметкой сорок второго километра от Москвы. За столбом, в дорожной канаве сидел спиной человек, куском сухой травы и снегом, пытавшийся счистить с куртки, штанин и ботинок грязь – результат нещадной гонки с разбитым лобовым стеклом.

         Последние сомнения оставили майора. Сейчас он хотел убить Странника не меньше, чем тогда в Сибири, когда он столовым тесаком отрезал ему палец. Интуиция подсказывала: перед тобой не брат, другой человек.

         Степанов не позволил Страннику обернуться. Он стрелял в спину, пока не кончилась обойма.

         Человек неуклюже завалился.