Белый ворон

Еще бы, он младше меня на десяток лет и тяжелее килограммов на двадцать. Только гибкости у него нет. Нет, не той природной гибкости, которую каждый из нас теряет после тридцати, тут никакие тренировки не помогут, а той, что дается лишь с годами набитыми синяками и шишками, именуемыми жизненным опытом.

— Знаю, кто ты, — ответил Порох.

— Удивлен?

— Да, — оставил себе вариант отхода мой милый собеседник, однако в мои планы перевод беседы в мирное русло вовсе не укладывался.

— Тогда слушай, Порох. Я взял «Олли» под охрану. И не считаю, что при этом щемлю чьи-то интересы. Потому что прежняя охрана этой фирмы была самым настоящим говном.

— Ты отвечаешь…

— Отвечаю. Охрана бабки получала, а мусора фирму погромили. Я не думаю, что настоящая охрана должна только себе подобных отгонять. Однако, если та охрана посчитала иначе, знай — это такое говно, которое настоящая команда спровадит поджопниками.

— Может, рискнешь со мной побакланить без…

— Как тебе не стыдно? Где это видано, чтобы хозяин с чужим слугой цапался…

— Засцал, — расслабился Порох, — самому с понтом западло.

— Ага. Я же не такой крутой, как ты. К тому же гораздо старше. Между прочим, твоего папашу знавал. Ты отчего на его фамилию не пошел?

— Гонишь, сука. Под вольтанутого косишь!

— Ого, я уже в суки выбился. Только сука не я, а те, что с ворами, настоящими причем, дрались. Те, которые сегодня, зоны не нюхав, из себя деловых корчат…

— А что ты, козел, из себя корчишь? — мне показалось, что Порох имел в виду вовсе не мое одеяние.

— Ничего. Я же такой фраер, как ты. Потому на «козла» не реагирую. Просто спросил, почему ты на мамкиной фамилии сидишь, чего тут такого?

— Кончай гнать пену. Папашу он моего знал. Мой батя с тобой не сел бы срать на одном гектаре.

— Это точно. У нас с засранцами разные дороги…

— Еще одно выступление. Сукой буду…

— Уже…

— Что уже?

— Я же сказал, что ты моложе. В мои времена суками именовали тех, кто пер против воровских законов.

Настоящих. В этом нет ничего обидного, они сами себя суками именовали. А ты прешь на человека мирного, пожилого, можно сказать. Я же не такой крутой, как ты.

— Ты чего расчирикался? Думаешь, не знаю, кто ты? Да, ты сейчас можешь попробовать прыгнуть, но мы баранами сидеть не будем. Хочешь — давай!

— Ты крутой, — упрямо повторил я. — По-настоящему. Однако я тебя до сих пор не замочил оттого, что консервативен. Знаешь такое слово? Так вот, я не такой крутой, как ты, безоружных людей не трюмлю. И, как ты, надевать на голову двухлетнего ребенка целлофановый кулек, чтобы его родители поскорее… Нет, на такое у меня крутизны не хватит.

— Я же не рассказываю…

— Не перебивай старших, мальчик. Твой папка давно жаловался…

— Что ты все о папке заладил? Газ по шарам давит или дури перекурил?

— Просто вспомнил… Ладно, поведаю тебе одну жгучую тайну. Настоящая фамилия твоего папки была Чикатило…

Порох подскочил, однако его уже сдерживали свои, равно как меня прикрывали, декоративно придерживая за руки, Воха с Рябовым; гусевские ребята прекрасно понимали, что если начнется заваруха, то им всем конец, нас ведь явно больше, а «Аладин» — это не их точка, вроде «Трех богатырей», сюда с оружием соваться опасно.

Чуть что, менты тут как тут, а они ребята простые, эти всякие «Соколы» — «Кондоры» — не ваши райотделовские дружки. И не в том беда, что лупить будут смертным боем, совсем в другом. Даже если менты тверды в подозрениях: Порох замочил семью из трех человек, вся вина которых была в том, что у них водились какие-то копейки, а доказать не могут, он будет продолжать спокойно вышивать по городу. Но ствол на кармане — срок верный. Бригадных авторитетов только за это сажают, другие статьи против них пока не действуют.

— Чикатильчик, ты чего слюной брызгаешь? — почти ласково продолжил я после того, как Порох выдохнулся декламировать, что он с мной сотворит.

Ничего нового, Гарик мне это много раз обещал, попривык я к таким угрозам. Тем более давно понял, когда угрожают — это не страшно. Вон Гусь молчит, как пень обрыганный вурдалаком в сказочном лесу, а сам крови моей хочет. Будет вам, ребята, кровь, гарантирую.

— Ты хоть знаешь, Чикатильчик, как на свет появился? — продолжил я, чтобы Порох вспыхнул раз и навсегда. — Твой папа, настоящий, а не тот, рогатый засранец… Да, он засадил твою маму в зад, а через семь месяцев ты оттуда вылез, недоносок.

Порох рвался в руках своих ребят, но они были под стать дружку, да и меня Воха придерживал уже по-настоящему.

— Если ты мужик, ответишь, — наконец-то бесящийся собеседник выдал после отборного мата нужную фразу.

— А хоть сейчас!

— Только мы!

— Конечно. По нашему старинному обычаю. Я с тобой на кулачки сражаться не буду.

— Какой к ебеням обычай?!

— Ну и молодежь пошла, — огорчился я. — Традиций не чтит. Я согласен с твоим вызовом. Ты же хочешь разобраться немедленно? Да?

— Да, пидар!

— Я же говорил, что не блатной. Потому на «пидара» тоже не реагирую. Но традиции чту. Ты меня вызвал. Я выбираю бой на ножах. Если не согласен, залезай назад в мамкину жопу.

— Я тебе этим ножом яйца отрежу! — торжественно поклялся взбудораженный Порох.