Вокруг царило приподнятое, праздничное возбуждение. Мы, приезжие, предвкушали отменный трах-трах с северяночками, северяночки чувствовали себя хозяйками бала, а желающие вникнуть в тайны ушу ощущали легкий зуд от свалившегося на них счастья учиться у всамделишных учеников мифологических китайцев. В атмосферу всеобщего праздника не вписывался только один человек, тот, чью левую щеку навечно изуродовал шрам от переносицы до уголка рта.
И мы, обидчики, и бывшие ученики упорно старались не замечать этого человека. Но одновременно украдкой, вполглаза за ним наблюдали. Каждый, наверное, стыдясь самого себя, примерял к собственной шкуре роль униженного, опущенного тренера. Кто-то злорадствовал, кто-то его все же жалел, наверное, но никто не показывал вида, что еще помнит о поверженном тренере. Все старательно (слишком старательно) его игнорировали, словно его и нет рядом, словно он испарился, рухнув на пол после финального удара-пощечины.
Между тем тренер долго лежал на спине, стараясь отдышаться. Лежал и смотрел в потолок пустыми глазами. Вокруг началась суета, его ученики кинулись с расспросами к новым, пришлым кумирам, а он все лежал и дышал, тяжело и прерывисто. Когда я рассказывал про Вана, заметил, как он сел на полу и, опершись на руки, попытался встать. Первая попытка окончилась неудачно. После второй попытки он поднялся. Постоял, немного согнувшись, уперев ладошки в колени и глядя в пол. Кашлянул несколько раз, сплюнул под ноги, выпрямился и пошел, слегка пошатываясь. Травм у него не было, разве что синяки заработал вследствие неумения правильно падать. И устал с непривычки. Сам виноват. Нечего было штангу тягать, лучше бы бегал кроссы, тренировал дыхалку и выносливость, самоучка!
Он шел через зал к выходу и тоже никого не замечал. Без всякого стеснения морщился, потирая ушибленные бока. Шел, как будто был один в зале, углубившись в свои никому не ведомые мысли.
Светкина длинноногая подружка, пассия Сереги Контимирова, звонко крикнула что-то человеку со шрамом, когда тот открывал дверь из спортзала в коридор, где были расположены раздевалки. Девица выкрикнула что-то озорное и обидное, я не расслышал. Светка и ее товарки вызывающе-вульгарно засмеялись, но навсегда покидающий «свой» спортзал тренер на них никак не отреагировал. Вышел, не оглядываясь, не задерживаясь на пороге.
В первые недели семинаров местного тренера почти что забыли. Он сам не объявлялся и напоминал о себе исключительно корявыми стойками и неловкими движениями своих учеников. Вообще-то тот случай – рядовой эпизод в моей тренерской практике. Когда я начинал зарабатывать на ушу, меня пару раз выдворяли из зала более опытные старшие товарищи гораздо более жестокими и унизительными способами, чем мы расправились со здешним «мастером саньда». Такова се ля ви: «Назвался груздем – полезай в кузов». Заикнулся о спарринге – спаррингуй. Я пару раз нарвался, стал умнее. В том, что спаррингую, сознавался в последний момент, а до того плел байки про «дыхательную гимнастику». Я знал себе цену, но никогда не забывал про болт с резьбой, который в обязательном порядке находится на любую задницу… Впрочем, об этом я уже, кажется, рассказывал… Или нет?.. Неважно…
Мы славно поработали в то лето. На семинары записалась куча народу помимо учеников экс-тренера. Бабки текли в наши карманы полноводной рекой, и часть из них тут же превращалась во вкусную жратву со сладкой выпивкой, а также в щедрые подарки нашим подружкам. К середине того чудесного северного отпуска все окончательно забыли человека со шрамом. И только в самую последнюю ночь перед отъездом он мне почему-то приснился. Замученный Светкиной прощальной ненасытностью, слегка хмельной от шампанского, изрядно выпитого на банкете, устроенном благодарными учениками в честь окончания семинара, я внезапно проснулся в холодном поту. Во сне я снова переживал спарринг, человеком с изуродованным шрамом лицом. Я снова выиграл, как наяву, три недели назад. И опять, повторяя реальные события в том сне, он атаковал мой затылок. И снова я сдернул с него кимоно «когтями орла», а он, посрамленный, пообещал, что сочтется со мной. Разница между сном и явью заключалась лишь в одном. Наяву я совершенно не испугался его слов, во сне же его обещание повергло меня в дикий ужас. Я проснулся с криком, чувствуя, как трепещет в груди взбунтовавшееся сердце, и в ушах все еще звучало: «Дай срок, мастер, сочтемся!»
3. Белый танец со Смертью
– О-о! Станислав Сергеевич! Вижу, вы меня узнали. Ах-ха-ха… – рассмеялся человек со шрамом беззлобно. – Рад, весьма рад вас видеть. Возмужали, Станислав Сергеич, и длинные волосы вам к лицу. Проходите смелее, что ж вы застряли на пороге. Будьте добры к стеночке встать и остальных поставьте, пожалуйста, к стеночке, а мне и Любови Игнатьевне попрошу принести на чем сидеть. В ногах, господа, правды нет… но, правды нет и выше! Ах-ха-ха-ха…