Белый ворон Одина

Они ждали, чтоб их ярл сказал несколько слов. И я воспользовался этой возможностью, дабы сплотить Братство. Я напомнил о данном обете и о том, что бывает с клятвопреступниками. Они и сами видели, как все обернулось для тех, кто пошел за Мартином и Торкелем. Все эти люди ныне мертвы. Финн же, не мудрствуя лукаво, пообещал: любой, кто попытается впредь нарушить клятву, будет иметь дело лично с ним. И вряд ли проживет достаточно долго, чтобы испытать на себе гнев Одина.

Все утро ушло на подготовку к дальнейшему походу: мы приводили в порядок оружие и доспехи, а также изобретали новые способы утеплиться в дороге. Затем, ближе к обеду, мы отвязали лошадей, при помощи ножей очистили их копыта от наледи и, с большим трудом выломав деревянные колья из мерзлой земли (они еще пригодятся нам в пути), двинулись дальше на юг.

Отъехав от городища, я оглянулся и увидел на земляной насыпи одинокую человеческую фигурку. Лица я, конечно, не разобрал, но и без того был уверен: это Тин смотрит нам вслед. И долгое время, когда селение скрылось из вида, я ощущал на себе тоскливый взгляд.

Перед нами простиралась заснеженная степь, напоминавшая бескрайнее море с замерзшими волнами. Над степью нависало низкое серое небо, а по нему быстро скользили причудливой формы облака. В том мрачном настроении, в котором я пребывал, они напомнили мне обломки кораблекрушения.

— Только ветер может спасти нас, — удрученно пробормотал Гирт.

Ну, конечно, лишь ветра нам и не хватало! Со всех сторон послышались протестующие возгласы. Было так холодно, что вырывавшееся изо рта дыхание сразу же замерзало и превращалось в сосульки на бородах.

Гирт попытался объяснить свою мысль, с трудом выговаривая слова между вздохами:

— У снега есть желание. Он хочет укрыть всю землю белым пуховым покрывалом — таким белым, что сравниться с ним могут лишь чистейшие льняные простыни. А ветер с ним не соглашается. Это скучно, говорит ветер. Вот сейчас мы подуем и все сделаем по-своему. Здесь снегу будет побольше, а там поменьше. Что это снег разлегся на ближайшей крыше? Сейчас мы его перегоним во-он на то дерево… Так говорит ветер. Снег ненавидит его за эти каверзы, но поделать ничего не может. Он не способен запретить ветру дуть. Потому в безветренный день иногда можно расслышать, как горестно вздыхает снег. Он знает, что старается понапрасну. Сейчас заявится проказник-ветер — и все его труды пойдут прахом.

Наверное, мы бы посмеялись над простодушными рассуждениями Гирта, если б не было так холодно. Пальцы на руках и ногах покраснели и болели. Мы обматывали их слоями вадмаля, между которыми прокладывали охапки сухой травы. Это худо-бедно спасало от обморожения, но делало ступни такими толстыми и неуклюжими, что те едва влезали в стремена.

Один день незаметно перетекал в другой, и, казалось, путешествию нашему не будет ни конца ни края. Мы двигались по степи, подобно цепочке бесплотных теней. Лошади продолжали дохнуть, и теперь уже многие вынуждены были брести пешком. Кое-кто из людей Сигурда предпочел избавиться от доспехов. И то сказать, идти в долгополых металлических кольчугах не слишком-то удобно. Это стало поводом для шуточек и насмешек со стороны моих побратимов — им-то самим к пешему ходу было не привыкать. Но вмешался воевода. Он попросту прикончил одного из таких дружинников и тем самым положил конец и шуточкам, и разбрасыванию казенных доспехов.

Теперь мы шли молча и прислушивались к тихим вздохам снега.

В последующие несколько дней мы потеряли еще шестнадцать человек. Трупы, как правило, обнаруживались поутру — замерзшие, чересчур окоченевшие, чтоб хотя бы сложить им руки на груди. Большей частью они были из числа дружинников, но среди них оказались и двое наших побратимов. Клепп Спаки, дуя на застывшие пальцы, вырезал на небольших костяных пластинках имена погибших — Халли и Трост Сильфра. Оба просто легли и стали терпеливо ждать, когда милосердная смерть избавит их от холода, голода и прочих лишений тяжелого похода. И смерть не заставила себя долго звать: она явилась и заключила бедняг в свои объятия — мягкие, точно крылья белого ворона.

Ближайшие друзья Троста — Финнлейт, Оспак и Торвир — постояли возле неглубокой могилы, бросили в нее несколько серебряных монет, после чего Финнлейт подошел ко мне. Его широкое лицо, обрамленное спутанной бородой, в которой поблескивали сосульки, покраснело от холода. Глаза казались двумя голубыми льдинками.

— Мы тут втроем прикинули, — сказал Финнлейт, — и решили, что Трост, скорее всего, знал о предательстве Торкеля.

Ого, вот это заявление! За такое могли и убить. Обычно подобные обвинения выдвигались лишь на альтинге, где, согласно правилам, смертоубийства запрещены.

Однако Финнлейт, судя по всему, хорошо подумал, прежде чем произнести эти слова.

— Неудивительно, что Один отвернулся от Троста, — говорил он ровным голосом, глядя в одну точку. — Мы хотим, чтоб ты знал, ярл Орм: если кто-то еще из бывших товарищей Торкеля умрет, случится это по воле иного бога… Проклятие Одина здесь ни при чем.