Я прекрасно понимал смысл его речей. Имелось в виду, что смерть шестерых его людей вполне искупает тот ущерб, который нанесен моим табунам. Клеркон потребовал выпивки, и Тордис немедленно явилась на его зов. Не глядя на меня, она поставила кубок с элем на стол. Я обратил внимание, что Тордис как-то сжалась, вроде даже в росте уменьшилась. Из ее кос, обычно закрученных в аккуратные баранки на висках, выбивались черные локоны.
— Где Тор? — спросил я; она моргнула раз или два, но ничего не сказала.
С коротким смешком Клеркон кивнул своим людям, и те выдвинули из темноты деревянную скамейку, к которой был привязан Тор. Лицо его превратилось в один сплошной синяк. Губы были напрочь разбиты и наводили на мысль о растрескавшемся кровяном пудинге. Но хуже всего обстояло дело с ногами. Судя по тому, как неестественно они были вывернуты, бедняге никогда уже не придется ходить.
— Полагаю, тебя не слишком волнует судьба твоего незадачливого соседа? — ухмыльнулся Клеркон. — Моим ребятам всего-то и требовалось, что немного хлеба и сыра… ну, и куда свои клювы окунуть, конечно. Так что этот дом нас вполне устроил.
— Мне жаль, что так вышло, — сказал я, обращаясь к Тору.
Его единственный уцелевший глаз яростно сверкнул.
— Это твоя вина, — прорычал он сквозь распухшие губы. — Твое племя… Твои друзья… Ты привел их сюда.
Клерконовы головорезы рассмеялись, будто услышали нечто смешное. Тор бессильно уронил голову на грудь. Я смотрел на его лысую макушку и чувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Эти люди не являлись моими друзьями, но все равно он был прав: во всем виноват только я один. Прежде всего, в том, что притащил в здешние места своих побратимов — морских разбойников, долгое время живших грабежом — и поселил их рядом с мирными
Надеяться-то я надеялся, но, похоже, на сей раз просчитался. Ярл Бранд, конечно же, узнает о случившемся и наверняка будет недоволен. Скорее всего, он сокрушенно вздохнет и подумает, что от нас одни неприятности. И то сказать, кому нужны воины, когда война закончена? Тем более такие, что болтаются по его землям, пугают порядочных людей и навлекают на них всяческие беды.
Моя беда сидела напротив меня и улыбалась глумливой улыбкой греческого бога Пана. Небрежным жестом Клеркон подтолкнул ко мне свою тарелку с застывшими кусками мяса. Я никак не откликнулся на его приглашение.
— Что, совсем не голоден? — издевательским тоном спросил он. — А жаль, очень вкусная конина.
Если он хотел меня разозлить, то вполне добился своего.
— Надеюсь, ты припас достаточно серебра со своих прошлых набегов, — процедил я сквозь зубы. — Потому что эта конина дорого тебе обойдется, Клеркон. Ярл Бранд взыщет с тебя за каждый съеденный кусочек. Так же, как и я. У меня уже руки чешутся… И тебе придется заплатить кровавую цену, чтобы унять мой зуд.
Клеркон лишь вяло отмахнулся от моих слов:
— Полагаю, оно того стоило. Так сказать, оправданный риск. — Затем посмотрел на меня, прищурившись, и добавил: — Готов поспорить, что пара кобыл для тебя не такая уж большая потеря. Мне рассказывали, будто у тебя в запасе целая гора серебра.
Так я и знал. До него тоже дошли слухи о кладе Аттилы. Именно они и привели Клеркона в наши края. Я давно знал этого человека. Мы оба сражались на стороне ярла Бранда, не раз вместе хаживали в
— Люди много чего рассказывают, — пожал я плечами. — Вот уж не предполагал, что ты веришь в детские сказки.
— Так оно и есть, — усмехнулся Клеркон, — в сказки я не верю.
Он играл со мной, как кошка с мышкой — то отпустит, то снова придавит когтем.
— Но вот что я тебе скажу, юный Орм, — продолжал он. — Я никогда не любил священников. Если помнишь, в прошлом чертовы священники едва не рассорили нас напрочь. Так сказать, развели нас по разным углам… Но есть среди них один, который может снова свести нас вместе — как друзей. Как
Мое левое колено непроизвольно дергалось, и я ничего не мог с этим поделать. Воздух в помещении был спертым, казалось, загустел от людского дыхания, запахов жареного мяса и терпкого мужского пота. Клеркон видел, что я нахожусь в замешательстве. Злость боролась во мне с любопытством, порожденным его словами. В свое время мы действительно схлестнулись с ним не на шутку. Причиной стали два пленных христианских священника, над которыми измывался Клеркон. Я долго наблюдал за его попытками доказать несостоятельность христианской веры — в частности, он заставлял несчастных пленников держать в руках раскаленное железо, — и в конце концов мне это надоело. Надо сказать, Клеркон и впрямь терял чувство меры, когда доходило до жрецов Белого Христа. Сведущие говорили, что у него на них личная обида. Мол, отец Клеркона был одним из них и бросил его еще в раннем детстве.