Белый Z на лобовой броне

– Виталий? – Удивления стало еще больше, но к нему добавились вполне доброжелательные нотки. – Ты откуда?

– Это неважно. Ты лучше скажи, как там у вас в Вильнюсе погода?

– Отвратно, как всегда. А что, приехать хочешь?

– Я? Да что я там забыл? Геморрой с визами?

В ответ раздался невеселый смех. Вот так, когда-то они с Донатасом учились в одной группе университета, потом судьба развела, хотя периодически они переписывались, не теряя контакт. Виталий стал тем, кем стал, а Донатас…

В общем, у него особого выбора не было: родители клятвенно пообещали отречься от сына, если тот не вернется на родину предков. Вернулся, куда деваться, только вот с работой по специальности вышел облом: зачем Литве геологи?

Но одно из главных преимуществ молодости, как ни странно, то, что у тебя еще ничего нет. А если ничего нет, то и терять, по большому счету, нечего. А значит, ты не боишься рисковать. И вчерашний студент не побоялся перечеркнуть прошлое и начать жизнь почти с нуля.

Вариантов было немало, и самым перспективным в тот момент казалось уйти в политику. На незатухающей волне национализма добиться определенных преференций было не так и сложно. Вот только играть в такие игры успевшему пожить в России и не видевшему от нее ничего плохого Донатасу категорически не хотелось.

Вместо того чтобы митинговать или, как вариант, работать грузчиком, Донатас собрал шмотки и рванул за границу. Не в Европу, где, как он прекрасно понимал, все давным-давно поделено, а за океан. Благо английским худо-бедно владел, да и советское образование в те годы ценилось везде. Хоть и кривили губы, но признавали капиталисты, что техническое образование в СССР было лучшим в мире. Так что, помыкавшись с полгода, Донатас нашел работу по специальности и преуспел.

Объездил половину мира, заработал хорошие деньги, а потом вернулся домой. Все же Родина – она и есть Родина, и улица, по которой бегал в детстве, тянет куда сильней, чем любые краски мира. Особенно когда у тебя пускай и специфическое, но советское воспитание.

Впрочем, и дома он показал приобретенную в Америке деловую хватку и сейчас владел неплохим и довольно прибыльным, по меркам Литвы, бизнесом. К слову, не раз бывал в России, и буквально прошлым летом они с Виталием славно отдохнули и порыбачили на Урале. Прошли, так сказать, по тропам бурной молодости.

– А что это у тебя за номер?

– Не мой, даже не записывай. Ты мне скажи лучше: Юргис твой все так же служит?

– Ну да. Сейчас в командировке где-то. Правда, где именно не говорят.

– Поздравляю тебя, Шарик, ты балбес.

– Чего?

– А того, что твоего ненаглядного мальчика запихнули на Украину, инструктором.

С той стороны трубки тихо икнули – видимо, старому приятелю резко поплохело.

Виталий зло поморщился и припечатал:

– Не знаю, что с ним, честно. Но глядя, что здесь творится, рекомендую срочно озаботиться новым наследником.

На сей раз в Литве что-то упало. Оставалось надеяться, что это не жена Донатаса, очень милая, а в молодости еще и красивая женщина. А потом в трубке раздался хрип:

– Виталий, если это…

– Это не дурацкий розыгрыш и не ужастик, если что. Просто у меня в руках документы твоего пацана и пара человек, его видевших. Живым, но без сознания, если тебе это важно. Больше информации не имею.

– Откуда у них документы?

– Это ж хохлы в наихудшем варианте значения, – пожал плечами, будто собеседник мог его видеть, Третьяков. – Он был у них инструктором. Когда их накрыло, под шумок ему карманы обшарили, загребли все, что было.

– Ты… там?

– Ну а где ж еще?

– Виталь, прошу! Вытащи его!

– Как? У меня свой маршрут, своя задача…

– Вытащи его. Богом клянусь, все отдам!

– Успокойся. – Третьякову стало редкостно неловко. – Донатас, я попытаюсь. Изо всех сил, обещаю. Но – один раз. Если не получится, не взыщи, я не самоубийца. И да, не говори больше о деньгах. Если сделаю – летом проставишься. Какие сорта водки я люблю, ты знаешь…

Закончив разговор, он повернулся к пленному и сделал типовую безразличную морду. Как Виталий уже не раз убеждался, безразличие пугает сильнее ярости. Ответом послужил взгляд «истинного арийца», которого тридцать лет воспитывала укропропаганда. Ню-ню. Форс держать пытается, но страх до конца скрыть все равно не может. Что же, приступим.

Виталий достал из кучки трофеев початую пачку сигарет. Раскурил одну, поморщился: качество табака было откровенно паршивое. Не особенно торопясь докурил до половины, а потом, ласково улыбнувшись, ткнул пленному в глаз.

Вопль был шикарный. Виталий снова затянулся, выпустил колечко синего дыма и с улыбкой прокомментировал:

– Ты кричи, кричи. Все равно никто тебя спасать не прибежит. И имей в виду, что если мы не договоримся, то у тебя остались еще один глаз, два уха, два яйца и целых двадцать пальцев. А потом я вспорю тебе живот и брошу подыхать. Как, будем договариваться о сотрудничестве или продолжишь играть в несгибаемого борца за «нэзалэжность»?

– Т-ты…

Выслушав набор не слишком изобретательного мата, Виталий улыбнулся: