Бен-Гур

— О сын моего покойного господина! Я не просто помогу тебе; я послужу тебе всей мощью моего ума и сердца. Тела у меня нет — оно погибло ради тебя, — но умом и сердцем я буду служить тебе. Клянусь в этом алтарем нашего Бога и дарами на алтаре! Только дай мне формально то, что я присвоил себе фактически.

— Назови, — с готовностью потребовал Бен-Гур.

— Будучи управляющим, я смогу заботиться о твоей собственности.

— Считай себя управляющим с этого момента; или ты хочешь письменное свидетельство?

— Твоего слова довольно; так было с твоим отцом, и я не хочу большего от сына. А теперь, если взаимопонимание достигнуто… — Симонид остановился.

— С моей стороны — да, — сказал Бен-Гур.

— Тогда говори ты, дочь Рахили! — сказал Симонид, снимая руку с плеча девушки.

Эсфирь, предоставленная самой себе, стояла, краснея и бледнея, затем она подошла к Бен-Гуру и сказала со всем обаянием женщины:

— Я не лучше, чем была моя мать; и поскольку она покинула нас, молю тебя, мой господин, позволь мне заботиться об отце.

Бен-Гур взял ее за руку и подвел обратно к креслу, произнеся:

— Ты добрая дочь. Будь по твоему.

Симонид положил руку дочери на свое плечо, и на некоторое время в комнате наступила тишина.

ГЛАВА VIII Духовное или политическое — доводы Симонида

Симонид поднял отнюдь не утратившие властного выражения глаза.

— Эсфирь, — сказал он мягко, — ночь бежит быстро, и чтобы нам хватило сил на то, что ждет впереди, пусть принесут поесть.

Она позвонила в колокольчик. Тут же вошел слуга с вином и хлебом, которыми она обнесла присутствующих.

— Взаимопонимание, добрый мой господин, — продолжал Симонид, когда все были обслужены, — на мой взгляд, еще не стало полным. Отныне наши жизни будут течь вместе, как реки, слившие свои воды. Я полагаю, течение их будет лучше, если в небе над ними не останется ни одного облака. В прошлый раз ты вышел из моих дверей, получив кажущийся отказ в требованиях, которые я только что признал справедливыми; но это было не так, вовсе не так. Эсфирь свидетель, я узнал тебя, а о том, что я не оставил тебя, пусть скажет Малух.

— Малух! — воскликнул Бен-Гур.

— Прикованный к креслу, как я, должен иметь много длинных рук, если желает править миром, от которого так жестоко отторгнут. У меня их много, и Малух — один из лучших. А иногда, — он бросил благодарный взгляд на шейха, — я занимаю у других славные сердца, такие, как у Ильдерима Щедрого — добрые и отважные. Пусть он скажет, отрекся ли я от тебя и забывал ли.

Бен-Гур взглянул на араба.

— Так это он, добрый Ильдерим, он назвал тебе мое имя?

Ильдерим утвердительно кивнул, блеснув глазами.

— Но господин мой, — продолжал Симонид, — разве можем мы, не испытав человека, сказать, кто он? Я узнал тебя. Я увидел в тебе твоего отца, но не знал, что ты за человек. Бывают люди, для которых состояние оказывается проклятием. Не из них ли ты? Я послал Малуха, и он служил мне глазами и ушами. Не осуждай. Он приносил только добрые вести о тебе.

— Я не осуждаю, — искренне ответил Бен-Гур. — Ты поступил мудро.

— Мне приятны твои слова, — с чувством сказал купец, — очень приятны. Боязнь непонимания оставила меня. Пусть наши реки текут отныне путем, которые укажет им Бог.

Помолчав, он продолжил:

— Теперь я на самом деле спокоен. Ткач сидит за работой; снует челнок, растет ткань, и проявляется рисунок на ней; а он мечтает о своем. Так в моих руках росло состояние, и я удивлялся его размерам, не раз спрашивая себя о причинах таких удач. Я видел, что обо всех моих предприятиях печется иная воля. Самумы, погребавшие под песками другие караваны, расчищали дорогу моим. Бури, усыпавшие побережья обломками кораблекрушений, подгоняли в порт мои корабли. Но более всего странно то, что я, так зависимый от других, никогда не бывал обманут своими агентами — никогда. Будто тайные силы служили мне и моим слугам.

— Это очень странно, — сказал Бен-Гур.

— В конце концов, господин мой, в конце концов, я пришел к тому же мнению, что и ты: в этом промысел Божий. И, как ты, я спрашивал: какова цель? Никакой разум не расходует себя зря; разум Господень не прикладывается без цели. Многие годы я носил этот вопрос в сердце своем, ища ответа. Я был уверен, что если Бог вошел в дела мои, то настанет день, избранный им, когда он покажет мне цель, сделав ее ясной, как беленый дом на холме. И я верю, что он уже сделал это.

Бен-Гур слушал, не упуская ни звука.