Бен-Гур

— Та же причина, что, наверное, и тебя, равви, — декрет цезаря, — смотритель бросил вопросительный взгляд на назаретянина и продолжал, — привела большинство из тех, кто остановился в доме. А вчера пришел караван из Дамаска в Аравию и Нижний Египет.

Но Иосиф настаивал.

— Двор велик, — сказал он.

— Да, но завален грузом: рулоны шелка, тюки пряностей и всевозможные товары.

На мгновение лицо просителя утратило свою твердость, и глаза его опустились. С неожиданной теплотой в голосе он сказал:

— Я беспокоюсь не о себе. Со мной жена, а ночь будет холодной — холоднее, чем в Назарете. Ей нельзя оставаться под открытым небом. Не найдется ли свободной комнаты в городе?

— Эти люди, — смотритель махнул рукой в сторону толпы, уже побывали в городе и говорят, что там все занято.

Снова Иосиф изучал землю под ногами, как будто говоря самому себе: «Она так молода! Если я сделаю постель на склоне, мороз убьет ее».

Снова он обратился к смотрителю.

— Может быть, ты знаешь ее родителей, Иоахима и Анну, они из Вифлеема и, как и я, происходят от Давида.

— Да, я знаю их. Это были хорошие люди. Я был тогда еще мальчиком.

На этот раз смотритель опустил глаза, задумавшись о чем-то. Вдруг он поднял голову.

— Комнаты у меня нет, — сказал он, — но и отказать тебе я не могу. Равви, я сделаю все, что в моих силах. Сколько вас?

Иосиф, подумав, ответил:

— Моя жена и друг с семьей из Бес-Дагона — это небольшой город близ Иоффы; всего нас шестеро.

— Хорошо. Вы не будете ночевать под открытым небом. Скорее веди своих, ибо когда солнце скроется за горой, ночь, как ты знаешь, наступит очень быстро.

— Да пребудет с тобой благословение бездомного странника.

С этими словами повеселевший назаретянин отправился к Марии и человеку из Бес-Дагона. Вскоре последний привел свою семью — женщин на ослах. Жена его выглядела настоящей хозяйкой очага, а дочери были воплощением юности; смотритель же сразу определил в них представителей самого смиренного класса.

— Вот та, о которой я говорил, — сказал назаретянин, — а это — наши друзья.

Покрывало Марии было поднято.

— Синие глаза и золотые волосы, — пробормотал смотритель, — так выглядел молодой царь, когда пришел петь перед Саулом.

Затем он взял повод из рук Иосифа и сказал Марии:

— Мир тебе, о дочь Давида! — а затем остальным: — Мир вам всем! — и Иосифу: — Иди за мной, равви!

Они проследовали по широкому мощеному камнем проходу и оказались во дворе караван-сарая. Пробрались между горами поклажи, а затем через проход, подобный первому, в загон для скота, наполненный стреноженными верблюдами, лошадьми и ослами, а также усталыми погонщиками, спящими или молча охраняющими своих подопечных. Прибывшие продвигались по склону медленно, ибо бессловесные твари, на которых ехали женщины, имели собственное представление о нужной скорости. Наконец они свернули к серому известковому утесу.

— Мы идем к пещере, — лаконически заметил Иосиф.

Проводник молча подождал, пока Мария не поравнялась с ним.

— Пещера, к которой мы идем, — сказал он только для нее, — та самая, что давала убежище твоему предку Давиду. Из долины под нами и от колодца в конце долины он пригонял сюда на ночь свое стадо, а после, когда стал царем, возвращался в старый дом, чтобы отдохнуть и набраться сил, приводя огромные стада. Здесь те же ясли, что были в его дни. Лучше устроить постель на полу, где спал он, чем во дворе или у дороги. А вот и дом перед пещерой!

Не следует принимать эту речь за извинения скромности приюта. Извинения не требовались. Гости были простыми людьми, привыкшими к скромной жизни, а для еврея тех времен пещера была привычным жилищем и по собственному его опыту, и по тому, что он слышал по субботам в синагогах. Какая большая часть еврейской истории, сколько волнующих событий произошло в пещерах! Более того, эти люди были евреями Вифлеема, которым идея такого жилища особенно близка, ибо местность изобиловала большими и малыми пещерами, многие из которых давали приют своим обитателям со времен Эмима и Хорит. Не могло показаться оскорбительным и то, что в предлагаемой пещере размещалось стойло. Они были потомками расы пастухов, а по закону Авраама шатер бедуина до сих пор равно делят его лошади и дети. Поэтому гости с радостью последовали за смотрителем, и чувство, с которым они смотрели на дом, было только естественным любопытством. Их интересовало все, что связано с историей Давида.

Низкое и узкое строение чуть выдавалось из скалы; окон не было. Дверь висела на огромных петлях и была густо забрызгана охряной глиной. Пока вынимался засов, женщинам помогли спуститься с седел.

Открыв дверь, смотритель сказал:

— Входите!