Бен-Гур

Этими немногими словами Норманн обрисовал всю силу ненависти, горящей в искалеченном теле врага Бен-Гура. Тот понял, что римлянин, пока жив, будет не переставая преследовать его. Месть останется единственным, что будет скрашивать его разрушенную жизнь, а сожаление о состоянии, проигранном в пари с Санбаллатом, не даст гневу угаснуть. Бен-Гур прошелся взад и вперед и, поразмыслив, понял, что его враг сумеет тем или иным образом помешать делу, которое предстоит Бен-Гуру в связи с предстоящим приходом Царя. Но почему бы и ему не прибегнуть к методам римлянина? Человек, который был подкуплен, чтобы убить его, вполне может быть и перекуплен, чтобы нанести ответный удар. А ему, Бен-Гуру, нетрудно предложить куда большую сумму. Искушение было чересчур сильным, и, уже наполовину поддавшись ему, Бен-Гур случайно взглянул на своего недавнего врага, лежавшего на полу с побелевшим, обращенным вверх лицом. Вот так лежать предстояло ему самому. Помотав головой, он отогнал видение и спросил:

– Тор, сколько тебе обещал Мессала за то, чтобы ты убил меня?

– Тысячу сестерциев.

– Ты их получишь; а если теперь сделаешь то, что скажу тебе я, то получишь еще три тысячи.

Гигант возразил:

– Вчера я выиграл пять тысяч в цирке; от римлянина получу еще одну – всего это шесть. Заплати мне четыре, добрый Аррий, – еще четыре, – и ты сможешь положиться на меня, пусть даже старик Тор, в честь кого я назван, ударит меня своим молотом. За четыре тысячи я придушу этого патриция, если ты повелишь. Мне достаточно всего лишь зажать ему рот рукой – вот так.

И он наглядно продемонстрировал свои слова, положив руку себе на рот.

– Понимаю, – сказал Бен-Гур, – десять тысяч сестерциев – вполне приличная сумма, которая позволит тебе вернуться в Рим, открыть там винный погребок около Колизея и жить так, как подобает первому из lanista.

Покрытое шрамами лицо гиганта расплылось в улыбке, когда воображение нарисовало ему такую райскую жизнь.

– Хорошо, сойдемся на четырех тысячах, – продолжал Бен-Гур, – к тому же то, что ты должен будешь сделать за эти деньги, не замарает тебе руки кровью, Тор. Послушай меня. Разве не суждено мне было бы лежать сейчас так, как лежит твой друг?

– Я бы сказал, что он – яблоко с того же самого дерева.

– Что ж, если я надену его тунику, а его переоденем в мою одежду и мы с тобой уйдем отсюда вдвоем, оставив его здесь, разве ты не сможешь получить свои сестерции от Мессалы? Тебе надо будет всего лишь убедить его, что я мертв.

Тор расхохотался до слез.

– Ха-ха-ха! Никогда еще десять тысяч сестерциев не доставались мне так просто. А винный погребок около Колизея! И все это за невинную ложь, без всякой крови! Ха-ха-ха! Дай мне пожать твою руку, о сын Аррия! За дело, и – ха-ха-ха! – если ты когда-нибудь попадешь в Рим, не забудь заглянуть в погребок Тора Норманна. Клянусь бородой Одина, я угощу тебя самым лучшим вином, даже если бы мне пришлось до этого подсунуть цезарю какое-нибудь пойло!

Они снова пожали друг другу руки и принялись переодевать мертвеца. Затем договорились, что четыре тысячи сестерциев будут доставлены Тору этим вечером. Когда все было закончено, гигант постучал в дверь, которая тут же распахнулась на его стук. Выйдя из атрия, он завернул с Бен-Гуром в одну из комнат, где молодой человек завершил свое превращение, надев одежду мертвого кулачного бойца. Они расстались в Омфалусе.

– Обязательно загляни в мой погребок у Колизея, о сын Аррия! Ха-ха-ха! Клянусь бородой Одина, никогда еще богатство не доставалось так легко! Да хранят тебя боги!

Выходя из атрия, Бен-Гур бросил последний взгляд на мирмидонянина, лежавшего в еврейском одеянии, и остался удовлетворен. Сходство было потрясающим. Если Тор сделает все так, как они договорились, то тайна будет погребена навечно.

Вечером, в доме Симонидиса, Бен-Гур рассказал купцу обо всем, что произошло во дворце Айдерне. Они решили, что спустя несколько дней купец заявит об исчезновении сына Аррия и инициирует его розыски. Одновременно об этом будет доведено до сведения Максентия. Затем, если тайна не раскроется, было решено оставить Мессалу и Грата в покое, с тем чтобы Бен-Гур смог, ничего не опасаясь, перебраться в Иерусалим и начать поиски своих пропавших родных.

Прощаясь с Бен-Гуром, Симонидис в кресле выехал на террасу над рекой и там по-отечески пожелал счастливого пути и благословил молодого человека. Есфирь проводила его до лестницы.

– Если я найду свою мать, Есфирь, тебе надо будет перебраться к ней в Иерусалим и стать сестрой Тирце.

С этими словами он поцеловал ее.

Был ли это просто прощальный поцелуй?

Переправившись через реку там, где было обусловлено с Илдеримом, он нашел в условленном месте араба, который должен был служить ему проводником. Рядом паслись оседланные кони.

– Вот этот – твой, – сказал араб.

Бен-Гур всмотрелся и узнал Альдебарана, самого быстрого и красивого из сыновей Миры. Вспомнив, что после Сириуса это был любимый конь старого шейха, он понял все значение этого подарка.