Чтобы вполне понять происшедшее с назаретянином в караван-сарае, читателю следует знать, как восточные постоялые дворы отличались от постоялых дворов западного мира. Они назывались персидским словом
Но более всего западный ум должен поразить способ управления этими гостиницами. В них не было ни хозяина или хозяйки, ни администратора, ни повара, ни кухни; распорядитель у ворот был единственным, кто управлял всем имуществом. Чужестранцы останавливались здесь, не внося никакой платы. Вследствие такой системы постоялец должен был приносить с собой или же покупать у местных торговцев и пищу, и все необходимое для ее приготовления. То же относилось к его кровати и постели, а также корму для скота. Вода, отдых, укрытие и защита — вот все, что ожидалось от владельца, и они гарантировались. Мир синагог иногда нарушался участниками религиозных споров, но мир караван-сараев — никогда. Эти места были священны не менее, чем колодцы.
Караван-сарай в Вифлееме, у которого остановились Иосиф и его жена, представлял хороший образчик своего рода — не самый примитивный, но и не слишком роскошный. Строение было чисто восточным, то есть одноэтажный квадратный блок из грубого камня с плоской крышей, без окон и с одним входом, служившим в то же время восточными воротами. Дорога проходила так близко от дверей, что пыль покрывала их косяк до половины. Изгородь из плоских обломков скал, начинаясь у северо-восточного угла дома, простиралась на многие ярды вниз по склону, пока не упиралась в известковый утес, образуя то, что совершенно необходимо для респектабельного караван-сарая — загон для скота.
В небольшом селении, как Вифлеем, где жил только один шейх, не могло быть более одного караван-сарая, а назаретянин, хоть он и родился здесь, из-за долгого своего отсутствия не мог рассчитывать на гостеприимство в городе. К тому же перепись, ради которой он пришел, могла занять недели и даже месяцы — медлительность римских чиновников в провинциях вошла в пословицу — и о том, чтобы поселиться с женой у родичей или знакомых на столь неопределенный срок, не могло быть и речи. Поэтому, пока Иосиф, подгоняя осла, карабкался по склону, опасение не найти места в караван-сарае превратилось в сильное беспокойство, ибо дорога оказалась запруженной мужчинами и мальчиками, гнавшими лошадей, верблюдов и прочий скот в долину и из нее — к воде или близлежащим пещерам. Когда же он подошел ближе, тревога не уменьшилась от открытия, что ворота осаждает целая толпа, а огражденное место, при всей своей обширности, выглядит заполненным до предела.
— Нам не добраться до дверей, — сказал Иосиф в своей обычной медлительной манере. — Остановимся здесь и разберемся, если удастся, что тут произошло.
Жена, не отвечая, сняла покрывало. Печать усталости на ее лице сменилась любопытством. Она оказалась посреди сборища людей, которое не могло не вызвать ее интереса, хотя и являлось обычным для караван-сараев на любой из больших караванных дорог. Здесь были пешие, снующие во всех направлениях и перекрикивающиеся на всех языках Сирии, всадники на лошадях, орущие что-то всадникам на верблюдах, мужчины, пытающиеся справиться с мычащими коровами и перепуганными овцами; продавцы хлеба и вина и среди всего этого стайка ребятишек, гоняющихся за сворой собак. Все и все двигались одновременно. И, вероятно, нежная наблюдательница скоро устала от этого зрелища, вздохнула, устроилась поудобнее в седле и стала смотреть на юг поверх утесов Райской горы, порозовевшей в лучах заходящего солнца.
В это время у осла остановился человек, пробиравшийся через толпу. Назаретянин заговорил с ним.
— Я, как, наверное, и ты — сын Иуды; могу ли я спросить у тебя о причине такого сборища?
Незнакомец резко обернулся, но, увидев почтенную внешность Иосифа, гармонирующую с его глубоким голосом и медленной речью, поднял руку в приветствии и ответил:
— Мир тебе, равви! Я сын Иуды и отвечу тебе. Я живу в Бес-Дагоне, который, как ты знаешь, находится там, где была земля колена Данова.
— По дороге из Модина в Иоффу, — сказал Иосиф.