Бен Гурион

В самом деле, в 16 часов 59 минут 395 израильских парашютистов десантируются с летящих на небольшой высоте самолетов, чтобы не попасть под египетские радары, установленные на гребнях Синая. Информационные агентства разносят весть по всему миру: Израиль начал войну. В то же самое время в Госдепартаменте в Вашингтоне, в разгар беседы с Абба Эбаном, который отстаивает мирные инициативы Израиля, помощнику Госсекретаря Роунтри вручают лист бумаги, вырванный из телетайпа. Мельком взглянув на текст, он сухо говорит послу: «Думаю, что эта беседа приняла несколько академичный характер». В Дели, направляясь на встречу с Неру, Моше Шарет покупает газету и из нее узнает, что его страна вступила в войну. Теперь израильские послы во всех столицах мира знают то, что долго хранилось в тайне. Синайская кампания началась.

Больше всего Бен-Гуриона тревожил день 30 октября, когда согласно плану израильские войска должны были одни выступить против врага, а города страны попадали под угрозу бомбардировки египетской авиацией. Но ВВС Насера проявили себя «бумажным тигром». Кроме одного-единственного бомбардировщика «Ил», который глубокой ночью проник в израильское воздушное пространство, вражеские летчики оказываются слишком осторожными, чтобы подвергнуть себя опасности у границ еврейского государства. В своем доме в Тель-Авиве Бен-Гурион грызет ногти от беспокойства: он ждет оговоренных в Севре ультиматумов, которые должны были быть выдвинуты еще несколько часов назад. «Я не был уверен, что Иден сдержит свои обещания», — напишет он. Наконец вечером Яков Герцог приносит ему ультиматумы и проект ответа. Поздно ночью ответы враждующих сторон приходят в Лондон и Париж: Израиль принимает ультиматум, Египет его отклоняет. Тогда Франция и Великобритания заявляют о своем намерении вмешаться в течение ближайших часов.

31 октября тревога израильских руководителей возрастает, поскольку французская и английская авиация не спешит перейти к действию. Во второй половине дня Бен-Гурион раздражается все больше и больше, видя, что бомбардировки так и не начались. Срочный телефонный звонок начальника штаба ВВС Дана Толковского делает атмосферу просто невыносимой: из надежного источника ему стало известно, что египтяне готовятся к бомбардировке Тель-Авива, поэтому он просит разрешить нанести упреждающий бомбовый удар по аэродрому, расположенному к западу от Каира. Бен-Гурион категорически запрещает: «Поскольку египтяне не бомбят наше мирное население и аэродромы, мы тоже этого не сделаем». Старик предпочитает дождаться франко-английских бомбежек. Только поздно вечером французы и англичане перешли к действию. «Хотя Иден опоздал на двенадцать часов против назначенного, — замечает он, — и хотя меня мучил страх увидеть разбомбленными наши города и аэродромы, наши партнеры сдержали основные свои обязательства». Начался самый жестокий бой не только на поле битвы Синая, но и на политической арене. В результате экстренного заседания Совета Безопасности Эйзенхауэр вновь пытается оказать давление на Израиль. Его помощник Шерман Адамс звонит раввину Абба Хиллель Силверу, одному из лидеров американских сионистов, с просьбой незамедлительно передать Бен-Гуриону следующее:

«Президент советует Израилю немедленно отвести свои войска от границы, поскольку они свою задачу выполнили, то есть уничтожили базы отрядов смертников «fedayin». Если вы поступите таким образом, он сразу же опубликует заявление о глубоком уважении к Израилю и прочной дружбе с ним».

Эбан немедленно телеграфирует этот текст премьер-министру, но тот не отдает приказа армии прекратить движение вперед. В Совете Безопасности Франция и Великобритания блокируют своим вето проект решения, предложенный США и СССР, который требует немедленного прекращения огня и отвода израильских войск. Президент Эйзенхауэр усиливает прессинг и лично звонит Абба Хиллель Силверу, которому высказывает готовность «сделать в своей краткой речи, которая будет транслироваться сегодня же вечером, необычайно дружеское заявление», если ему сообщат о намерении Израиля уйти из Синая.