Бен Гурион

После смерти Шейндал одинокий и молчаливый мальчик все больше уходит в себя. Сестры не смогли заменить ему рано ушедшую мать, а к своей мачехе, новой жене отца, он не испытывал никаких чувств. Он просто игнорировал ее и избегал любого общения с ней до тех пор, пока и она не ушла из жизни. Зато к отцу он привязался. «От отца я унаследовал любовь к народу Израилеву и его языку — ивриту». Отец сделал из него ярого сиониста, а дед, Цви Ариэль, научил его ивриту. Всякий раз, когда мальчик входил в дедушкин кабинет, старик откладывал все дела, сажал внука на колени и терпеливо, слово за словом, учил его ивриту, который стал вторым родным языком Давида.

В возрасте пяти лет Дувид начинает ходить в еврейскую религиозную школу хедер, где получает начальное образование, а с семи лет под руководством учителя-горбуна изучает грамматику и Библию. Учитель читает вслух по-немецки отрывки Великой Книги, заставляя ничего не понимающих учеников их пересказывать, и только потом переводит мудреные строфы. Затем Давид переходит в «реформированную хедер», где продолжает изучение Библии и иврита. Этот смышленый, с вьющимися волосами мальчуган посещает и официальную русскую школу, где познает не только основы языка, но и знакомится с великими русскими писателями, оказавшими на него огромное влияние… Три книги наложили особый отпечаток на его мировосприятие. «Любовь Сиона» еврейского писателя Авраама Ману:

«Внушила желание жить по библейским заветам и породила страстное влечение к земле Израилевой. «Хижина дяди Тома» Гарриет Бичер-Стоу вызвала ненависть к рабству, подчинению и зависимости. Прочитав «Воскресение» Толстого, я стал вегетарианцем; однако, покинув родительский кров, я обнаружил, что не могу приготовить себе растительную пищу так, как следует. И я снова стал есть мясо».

Его мировосприятие формировалось не только под влиянием чтения и образования. Ежедневно, вернувшись из школы, он с головой уходил в мир «Любящих Сион», которым проникался все больше и больше. Между ним и отцом царило полное согласие. Виктор устраивался рядом с ним на кровати и все вечера напролет учил сына географии и истории. Он наказал его лишь однажды. «Когда отец узнал, что я отказался носить ритуальный талисман, он отхлестал меня по щекам, и это был единственный раз в жизни». Однако подросток не дал себя убедить и категорически отказался исполнять религиозные обряды и молиться. Плотно сжатые губы, агрессивно выступающий подбородок настолько явно свидетельствовали о непоколебимой решимости и упорстве, что отцу пришлось уступить.

Виктор гордится Давидом. Слишком властный, чтобы демонстрировать свое отношение к сыну, он, однако, признает, что у мальчика светлая голова и его не зря считают лучшим среди одноклассников. Он решает сделать все возможное, чтобы дать сыну хорошее образование, несмотря на все препоны, стоящие на пути еврейских детей в русских школах. И когда в 1896 году Теодор Герцль вступает на еврейскую сцену, он становится ярым сионистом. Обеспокоенный будущим своего сына (в то время Давиду было пятнадцать лет), Виктор спрашивает совета у своего духовного наставника и тайком от него пишет Герцлю, председателю сионистской организации: