Бен Гурион

До провозглашения независимости, которая наступит тридцать лет спустя, во главе сионистского движения будут стоять эти два человека. Порой их действия будут наполнены полной гармонией, иногда они будут схлестываться по принципиальным вопросам и их разногласия примут форму личной вражды. Развитие их взаимоотношений всегда будет зависеть от эволюции сионистского движения в целом, а миллионы сионистов всего мира разделятся на два лагеря — «вейцманистов» и «бенгурионистов».

Такие разные и вместе с тем очень похожие, они представляют два мира, два образа жизни, две школы мысли и действия. Вейцман — высокий, всегда элегантно одетый, полный собственного достоинства аристократ; еврей до мозга костей, всей душой страдающий за свой народ; еврей, гордый своим еврейством, он вызывает глубочайшее уважение у любого собеседника — интеллектуала, ученого, генерала или министра, воспринимая их как равных. Он может быть жестким, авторитарным, даже резким и не испытывать при этом ни малейших угрызений совести. Некоторые считают, что большая часть представителей британской политики находилась под влиянием его очарования и духовного авторитета. Одинокий волк, индивидуалист, властолюбец, не склонный к уступкам, капризный, деспотичный, нетерпимый к другим руководителям, он никогда не примыкал ни к какой партии (возможно, что-то было во время его берлинской молодости?), и когда в результате спора между сторонниками «политического сионизма» (дарованного «Национального очага») и «сионизма практического» в сионистском движении происходит раскол, он выбирает промежуточный путь и становится одним из лидеров «синтетического сионизма». Идея колонизации земли Израилевой ему близка, однако сам он туда не спешит. Он обожает англичан, их образ жизни и либеральное общество. Долгое время он считал Англию своей страной и остался ей верен до конца жизни. Его связи с Великобританией составляли секрет его могущества до тех пор, пока не спровоцировали его падения. А поскольку Англия остается верной декларации Бальфура, то и Вейцман остается лидером сионистского движения. Но стоило англичанам отказаться от своих обещаний, как он отплатил им той же монетой, правда, потеряв при этом свое лидерство.

Вейцман обладает небывалым престижем и известностью. Блестящий импровизатор, умело использующий все чары своей многогранной личности, он знает, что такое политический и научный успех. Но именно в обилии талантов и кроется его слабость: ему не хватает упорства, настойчивости, он не может посвятить себя чему-то одному. Он категорически отказывается следовать по однообразному пути, нетерпение мешает ему вникнуть в мельчайшие детали, он не может строить здание по кирпичику. Стоит какой-то идее захватить его воображение, как он очертя голову бросается ее осуществлять, но вскоре интерес его ослабевает, и он хватается за что-то другое, нисколько не жалея о незавершенном.

Настойчивость и способность сконцентрироваться на одной-единственной цели являются главными чертами характера Бен-Гуриона. Он тоже одаренный человек, но его личностные качества и течение жизни сделали его полной противоположностью Вейцману. Вместо того чтобы поступить в Венский университет, он становится поселенцем в Палестине, где ни один учитель не помог ему развить свой ум. Там он занимается самообразованием, запоем читает. Он станет единственным лидером евреев отнюдь не по мановению волшебной палочки, он медленно карабкается по лестнице, вершиной которой станет его победа на выборах. Он еще с трудом излагает свои мысли на других языках, хотя изучает их, демонстрируя железную дисциплину. Постепенно он познает тайны западной культуры, но никогда не ассимилирует ее полностью. У него нет блеска, свойственного Вейцману, традиции высшего света ему чужды, он скорее сварливый ворчун. В 30-х годах это коренастый, полный человек со смуглым энергичным лицом. Он никогда не проявляет чувства юмора, его речи и статьи длинны и скучны, но он честен и прочно стоит на ногах, твердо опираясь на палестинскую действительность.

Все эти годы Вейцман видит Палестину издалека — из своей резиденции Мэйфэйр, и из-за этой отдаленности, отчасти вызванной его любовью к Англии, он не может понять, что настало время быстрых, стремительных действий. Слишком велика дистанция между комфортом лондонских салонов и лишениями, голодом, забастовками и безработицей, которые хорошо знакомы палестинским трудящимся. Гигантская пропасть разделяет прагматичный сионизм палестинских поселенцев от сионизма Вейцмана. Даже поселившись в 1934 году в Реховоте, в красивом собственном доме, расположенном рядом с научными лабораториями, он остается оторванным от проблем повседневной жизни. Мало кто из руководителей социалистического движения, чья точка зрения близка его позициям, становятся его сторонниками. Если некоторые восхищаются им, то другие жалуются на чрезмерную умеренность и постоянные колебания. Они не прощают ему того, что он позволил сионистам — представителям среднего класса диаспоры сохранить контроль над возглавляемым им движением.