Бен Гурион

Но подобный оптимизм явно преждевремен. Не успели они передохнуть, как происходит событие, которого так опасался Бен-Гурион. Незадолго до конца ноября в Палестину приезжает Королевская следственная комиссия во главе с лордом Пилем. Вейцман, Шарет и Бен-Гурион с ближайшими соратниками собирают совет для выработки наилучшего способа защиты дела евреев. Соперничество Вейцмана с Бен-Гурионом вспыхивает с новой силой. Решение о возложении на Вейцмана полномочий представлять движение принимается сразу же; Бен-Гурион, опасаясь, в частности, что личность великого человека затмит его собственную, решает на комиссию не ходить.

Сперва это кажется разумным. Выступление Вейцмана на открытом заседании отличается смелой, блестящей речью, которая не может не вызвать восхищения его соперника: «Хаим вновь завоевал свои позиции в глазах еврейского народа, — пишет Бен-Гурион в своем дневнике. — Его слова, несомненно, будут способствовать объединению сионистского движения». Через несколько дней, когда до него дойдет текст комментариев, сделанных при закрытых дверях, он возобновит свои нападки. Ответы Вейцмана на вопросы об иммиграции казались ему расплывчатыми. Обсуждая ситуацию с кем-то из своих коллег, он выражает мнение, что Вейцмана «нельзя было допускать к разговору при закрытых дверях. Он полезен в нападении и когда говорит один. В дебатах он безоружен».

Вейцман продолжает выступать свидетелем перед комиссией, отчего Бен-Гурион впадает в ярость: «На мой взгляд, его выступление является политической катастрофой». По поводу опасности, угрожающей миллионам евреев Европы, Вейцман заявляет, что из них могли бы спастись только два миллиона: один — если приедет в Палестину, другой — если иммигрирует в другие страны. Сколько времени уйдет на интеграцию евреев в Палестине? «Трудно сказать точно. Примерно двадцать пять — тридцать лет», — отвечает он. Более того, он дает понять, что иммиграция вышеназванного миллиона евреев могла бы полностью удовлетворить потребности сионистского движения, и хочет, чтобы этот план иммиграции был принят к исполнению как можно быстрее, «но мы должны сознавать, что если пойдем слишком быстро, то рискуем поломать себе кости».

Ярость Бен-Гуриона вполне оправданна. Не посоветовавшись с другими руководителями, Вейцман одним махом поставил под вопрос все планы по установлению еврейского большинства на земле Израилевой и свел задачи сионистов по иммиграции и интеграции в западной Палестине только к одному миллиону евреев, растянув процесс на тридцать лет!

Бен-Гурион отсылает Вейцману уведомление о своей отставке с поста руководителя политического отдела «Еврейского агентства» со следующим пояснением: «После долгих и горьких размышлений мне стало совершенно ясно: во всем, что касается вопроса сионистской политики, мои идеи не совпадают с вашими». Это письмо производит на Вейцмана настолько сильное впечатление, что по инициативе своих ближайших сотрудников он соглашается обсудить это с Бен-Гурионом, который после состоявшейся встречи забирает свое заявление и через неделю, в свою очередь, предстает перед комиссией.

Собрав десятки свидетельских показаний (в числе которых показания Шарета, Жаботинского и известных арабских руководителей), комиссия завершает свою работу в Палестине. Проявив нескромность, Вейцман узнает, на чьей стороне перевес. Сэр Стаффорд Криппс работает над проектом разделения Палестины на два государства — арабское и еврейское. Впрочем, эта новость его не удивляет, поскольку еще 8 января 1937 года комиссия в конфиденциальной обстановке задала ему вопрос, что он думает о такой возможности. Зато Бен-Гурион полон энтузиазма. Можно ли было мечтать, что Великобритания предложит создать независимое еврейское государство? Он собирает у себя Центральный комитет Рабочей партии и заявляет: «На первый взгляд, этот план мог бы показаться невероятным и был бы таковым год назад или на следующий год, но только не сегодня». Эти слова не вызывают ожидаемого энтузиазма, но десять лет спустя, после чудовищного геноцида в Европе, его товарищи вынуждены будут признать, что, поддерживая идею разделения в феврале 1937 года, он был прав.

В предчувствии катастрофы, грозящей еврейскому народу, Хаим Вейцман тоже горячо одобряет идею разделения, тогда как речь идет всего лишь о двух или трех представителях британского правительства. Бен-Гурион понимает термин «государство» в «пророческом смысле». В кои-то веки два лидера договорились о задачах на 1937 год, но далеко не все с этим согласны. «Сионизм сегодня, — пишет Бен-Гурион Шарету, — висит на волоске. Сторонникам разделения эти иллюзии доставляют огромное удовольствие». Он использует все свое красноречие, чтобы убедить своих товарищей по Центральному комитету в пользе разделения. «То, что предстает перед нами сегодня, есть не только «опасность» раздела, но возможность создания еврейского государства». Он доверительно сообщает, что «до глубины души взволнован этим великим и чудесным искупительным видом еврейского государства, для которого настает время славы».