Последовавшие за возвращением домой из большого путешествия два-три года были весьма активными в жизни Дизраэли. Он действовал по двум направлениям: во-первых, штурмовал подступы к вторжению в политическую жизнь, а для этого было необходимо проникнуть в большой свет, где концентрировались люди, направлявшие политику страны, и, во-вторых, убедившись в том, что у него есть литературные способности, он решил сделать мощный рывок, на этот раз в область поэзии, что принесло бы ему славу и деньги, которые были хороши сами по себе и в то же время содействовали бы завоеванию видного положения в сфере политики. Сил у молодого честолюбца было достаточно для деятельности во всех этих областях.
И опять-таки, когда речь идет об опыте Бенджамина в области поэтического творчества, нельзя отрешиться от мысли, что его гипнотизировал пример Байрона, все еще продолжавшего воздействовать на думы и сердца молодых людей в Англии и за ее пределами. В далекой России великий Пушкин изучал английский язык, чтобы читать Байрона и Шекспира в подлиннике, и с восхищением следил за жизнью и творчеством своего английского собрата-поэта. В декабре 1829 г. англичанин Томас Рейкс, посетивший в это время Петербург, писал о «знаменитом поэте» России: «Я встретил прошлым вечером… русского Байрона — Пушкина». Да, влияние Байрона проникло и в Россию, но Пушкин был, конечно, не «русским Байроном», а русским Пушкиным.
В это время Дизраэли жил на два дома. Как уже упоминалось, его отец приобрел летом 1829 г. загородный дом — поместье Брэденхэм, расположенное в нескольких милях от небольшого городка Хай-Уикомб, что недалеко от Лондона. Семья покинула лондонский дом и перебралась на новое местожительство. Отец объяснял это перемещение «недостаточно хорошим состоянием здоровья ряда членов семьи» и необходимостью поэтому отдалиться от «ежечасных соблазнов Лондона». Конечно, сыграло свою роль и то обстоятельство, что с годами отец старел и все больше и больше ценил покой, особенно необходимый для его литературных занятий. Не следует сбрасывать со счетов и желание, о котором вслух не говорилось: еще больше «англизировать» образ жизни семьи, превратившись в обычного английского сквайра — землевладельца. Здесь отец и прожил все оставшиеся годы. Здесь же Бенджамин временами искал убежище в периоды хандры или неприятностей. В Брэденхэме Бенджамин находил покой и заботу семьи, когда ему нужно было сосредоточиться на литературных делах.
Поместье было типично английское. Дом двухэтажный, возведенный во времена короля Генриха VIII. С ним соседствовали приходская церковь и дом священника, а дальше располагались деревенские коттеджи. Вокруг расстилался живописный пейзаж: холмы, покрытые могучими деревьями, лужайки — в общем, прекрасный уголок старой Англии.
Бенджамину требовался покой лишь иногда, обычно ему нужна была бурная столичная жизнь, поэтому он остался в Лондоне, обосновавшись поначалу в отеле, а затем в холостяцкой квартире. В Брэденхэме он бывал наездами. Бывший слуга Байрона Тита был помещен в Брэденхэм, где находился на положении лакея, обслуживая прежде всего самого Дизраэли.
В 1833–1834 гг. Дизраэли окончательно определяет путь, следуя по которому он намеревался преуспеть в жизни. Примерно в 20 лет, одержимый безграничным честолюбием, он наметил сделать большую карьеру. С годами его решимость крепла. Задача была архитрудной, и, когда Дизраэли заканчивал свои 20-е и начинал 30-е годы, вряд ли кто-либо, кроме него самого, считал эти замыслы реальными. К числу реалистов-скептиков относились и члены его семьи. Для начала ему необходимо было проникнуть в большой свет, т. е. «завоевать враждебный и безразличный мир», как выражался сам Дизраэли. И действительно, хотя Бенджамин и происходил из состоятельной семьи, но ни по богатству, ни по знатности он не принадлежал к миру сильных и власть имущих. Более того, его неанглийское происхождение служило серьезным препятствием на пути к власти. Его противники многие годы не упускали случая использовать это обстоятельство во вред Дизраэли. Первые литературные опыты — «Вивиан Грей» — лишь усилили враждебность людей того круга, в который он так жаждал внедриться. Блэйк замечает, что «завоевание враждебного и безразличного мира — это тема всей его жизни, и она играла свою роль и в преклонном возрасте Дизраэли, когда он в конце концов достиг триумфа». Отсюда «его невероятная решимость взобраться наверх». Если он не может «принадлежать к этому миру, то по крайней мере он должен управлять им».