Бенефис

– Ну и чем же она не довольна? – поинтересовалась Мячикова.

– Она говорит, что несколько дней ждала температуру, а ее так и не было. А вы сказали, что будет.

– Ну это ж хорошо, – обрадовалась Мячикова, надеясь, что этим и ограничится. – И все? – спросила она.

– Ну знаете. Мы не можем не реагировать, – осклабился Козодоев. – Это ж больная, – напомнил он на случай, если Мячикова забыла.

– А зачем вы сказали про температуру? – с интересом спросил Козодоев.

– Потому что налицо были все признаки респираторного заболевания – кашель, слезотечение. Но если оно прошло без температуры, ей же легче.

– Не бывает респираторного заболевания без температуры, – осчастливил общество новым знанием Козодоев.

– А как же пожилые и ослабленные люди? – спросила Лизавета Петровна, вспомнив не только учебник, но даже страницу, где об этом было написано.

– Ну, в общем, никаких респираторных на «скорой» не писать, – сказал Козодоев.

И Лизавета Петровна поняла – он говорил о поликлинических вызовах. А на «скорой» должны быть вызовы по «скорой». Но сейчас, глядя на почтенный ареопаг, она старалась понять, зачем ее сюда позвали – искоренить окончательно респираторные на «скорой» или говорить о жалобе.

– Я думаю, это трудно назвать жалобой, – сказала Лизавета Петровна.

– Как это? – подала голос Серафима. – Женщина измеряла температуру. Ждала.

– Что?

– Температуру.

– А-а, – поняла Мячикова. – Она ждала, а ее не было? – догадалась она.

– Да. А что выдумаете? Для пожилой женщины – это стресс. Это только йоги могут безболезненно понижать и повышать температуру. Вот йог, которого нашли три года назад.

«Все пропало, – подумала Мячикова, – йог все тот же. Значит, другого не нашли». Теперь, не слушая, она молча смотрела на, казалось безмолвно открывающийся рот Серафимы, размышляя о том, что не успела заехать в больницу и узнать все сама о больной, которая находится в реанимации. Еще надо было позвонить домой, чтобы завтра утром Алексей был готов. «Завтра на консультацию к пульмонологу», – вспомнила Лизавета Петровна.

– И вот еще, – снова заговорила Задняя. – Только что позвонили. «Неделю назад вы были на улице Инженерной, – читала она карту вызова. – У больного были боли в животе, температура». Так операция у него была, – продолжала читать она. – Аппендицит был два года назад. А вы не отвезли.

– Это я вам потом объясню, – неожиданно сказал Козодоев, обращаясь к Задней. Он явно держал информацию под контролем, за что Мячикова уже чувствовала к нему благодарность.

– Температуры у него не было. Это он, когда вызывал, сказал, что была. Там жена его требовала госпитализации, – заговорила Мячикова. – Она сказала, что она юрист, и всех на «скорой», а может и саму «скорую» уничтожит. Но острого там ничего не было. Живот мягкий, аппендикс, как уже тут говорили, удален. Я доставила на прием в поликлинику. Там хирурги тоже ничего не нашли.

– Но она говорит, что прооперировали, – настаивала Резеда.

– Прооперировали по плановой через три дня. Удалили желчный пузырь. Там хронический холецистит много лет. А сейчас она терроризирует «скорую» и требует расправы над тем, кто выезжал, – договорил Козодоев. – Ну и как всегда, общее клише: «Грубо с ней разговаривали». Нагадить-то надо, – заключил Козодоев.

«Надо потом будет поблагодарить его, – подумала Лизавета Петровна, – за то, что сказал все, как есть».

– А как грубо? Что именно? – спросила Мячикова Заднюю.

– Ну, говорит, фельдшер сказала: «Я отвезу к хирургу, в поликлинику. Это все, что я могу для вас сделать», – опередив Заднюю, объяснил Козодоев.

– Ну и где тут что? – осведомилась Серафима. – Вы что, разговаривали с ней? – спросила она Козодоева. – Где грубо? Вы говорили с ней? – опять спросила она.