Бенефис чертовой бабушки

– Вы не дослушали! Значит, берете, кормите его только плодами и фруктами, а как тридцатник ему исполнится, запихиваете в каменный кувшин, заливаете медом и сдабриваете разными там травками… Мам, ну ты чего так перекосилась? Реальный рецепт был, нам на лекции говорили. Короче, через сто двадцать лет берете и потребляете все содержимое кувшина. Будете цвести и пахнуть. Только не знаю чем. Данька! Прекрати меня пихать ногами под столом! Не хотите слушать советы мудрейших, не надо. Коту капли давали?

– Юленька, девочка моя, я перестаю тебя узнавать, – жалобно протянула Маринка.

– Давали! Кот был оченно благодарен за заботу. Вы с Данькой, между прочим, у меня собаку отбили, – влезла Наташка.

– Юля… – попыталась продолжить Маринка, но раздумала. И правильно сделала. Не то время, не то место и не то настроение у дочери, чтобы читать ей очередную мораль. Но уж раз обратилась, следовало хоть что-то сказать. Она и сказала: – Пропала бутылка с бабушкиным лекарством.

– Да никуда она не пропала.

– Юлька молча возила вилкой по тарелке, рассортировывая остатки салата на отдельные ингредиенты.

– Ошибаешься, дорогая, пропала! – повысила голос Наташка. – Анна Петровна ее из холодильника выкинула, видите ли, она навозом воняла. а Ксюша, царствие ей небесное, подобрала.

– А чем же еще вонять настою гумата натрия? – удивилась Юлька. – Считайте это бабулиной предсмертной шуткой. Слишком настырно Ксения Львовна интересовалась, чем именно Светлана Никитична спасается от старости. С самого первого дня знакомства. Сначала у бабули, а потом и у меня. Вот бабуля мне и наказала в вечер своего юбилея – если что, поставить раствор удобрения в холодильник. А у меня как раз лишний после подкормки рассады остался.

– Юлька! – вытаращил на дочь глаза Брусилов-младший. – А если бы кто хлебнул?

– С таким-то запахом? Пойти на подобный эксперимент мог только тот, кто сам «с душком». Хуже бы ему не стало. А почему никто не интересуется, где настоящий эликсир?

– Зачем? – равнодушно спросила я, легонько наступив мужу на ногу, чтобы не возражал. – Той, кому он был нужен, уже нет. А нам всем чужие тайны без надобности.

– Зачем? Да так, на всякий случай. Только не надо притворяться незаинтересованными. Словом, он в надежном месте. Мамуль, можно я сегодня с тобой лягу?

– Конечно. Нас с утра папа повезет в церковь. Надо заказать отпевание и молебен. Думаю, Ксению тоже необходимо помянуть. Бог с ней. Ну а потом – в магазин. Купим бабушке все, что полагается. Дядя Саша поедет в Москву решать вопрос с местом захоронения урны. Кстати, Саша, нужно свидетельство о рождении и на всякий случай свидетельство о разводе родителей… Ой, оно же в нашей квартире. А может, его лучше вообще не показывать? Еще надо захватить копию свидетельства о смерти папы. Оно… тоже в нашей квартире.

– Ничего страшного, – заверила озадачившегося дядюшку Юлька. – Дядя Саша поедет в Москву вместе с папой, а нас с тобой отвезет Данька. И наверное, надо лечь пораньше. Дань, ты иди, папа скоро придет, разбери ему кушетку.

Данька послушно вскочил и отправился в летний домик. Виновато оглянувшись на хозяев, за ним потрусила собака. Денька явно отбилась от родственной «стаи». Тут же заторопилась к себе и Анна Петровна, сообщив, чтобы посуду в раковине не трогали. Утром сама помоет. И горестно вздохнула.

– Ну вот, почти и все. – Голос Юленьки дрогнул, и я с удивлением заметила, что она плачет. Следом зашмыгала носом и потянулась за салфеткой Маринка.

Наташка, само собой, никак не могла оставить такое событие без своего участия. А я, за неимением способности плакать, просто сжалась в комочек.

– Ну что вы, в самом деле… – дрогнувшим голосом сказал Юрик и задрал физиономию вверх. Саша наоборот – опустил голову вниз и обхватил ее руками.

Оплакивалась значительная часть жизни каждого Брусилова, в которой, так или иначе, принимала участие Светлана Никитична. Выяснилась интересная деталь: все советы, которые она навязывала родным людям и которые каждый из них встречал в штыки, сейчас воспринимались, как самые умные и доброжелательные.

Димка переглянулся с Борисом, привстал и осторожно потянул меня за рукав – сигнал к тому, что Брусиловых следует оставить в тесном семейном кругу. Именно в такие минуты рождается взаимопонимание и родство душ, ощущается крепость семейных уз, связывающих людей в единое целое, рушатся барьеры одиночества. Уходя, я прихватила исходящую слезами сочувствия Наташку. Она даже не сопротивлялась.

Мы долго стояли на крыльце, вслушиваясь в равнодушный шум дождя, смывающий, как мне казалось, все трагичные события нелегких дней в Кулябках.

– Сегодня наконец-таки будем спать с открытыми окнами, – счастливо прогнусавила Наташка.

– А как же Газонокосильщик?

Ох, не вовремя помянул Димка эту таинственную личность. Наташка долго обвиняла его в садизме, зародившемся на благодатной почве ефимовской черной души, благодаря избранной им профессии хирурга. А затем сама себя утешила: