Бенефис дьявола

- Молодой человек, люди, как правило, не употребляют сами такие препараты – они снижают сопротивляемость, подавляют волю. Сами подумайте, кому придет в голову пичкать себя такими таблетками?

- Значит..?

- Делать здесь выводы – это по вашей части, - они вошли в кабинет. – Кофе?

Иван с Игорем Анатольевичем ответили утвердительно, присаживаясь на диван, стоявший вдоль стены.

- Иван Сергеевич, а он вас узнал, - сказал Прокопенко, пока доктор возился за ширмой с кружками.

- Мы встречались на церемонии прощания, - ответил Иван. – Он был тогда с Вероникой. Я почему-то подумал, что она его сестра.

- Откуда такое впечатление?

- Он… как будто оберегал её, что ли… постоянно держался в шаге от неё, буквально по пятам за ней ходил. На воздухе они стояли тоже вдвоём, и она, как мне показалось, делала ему какие-то внушения.

- Внушения?

- Мне так показалось. Может, это были и в буквальном смысле внушения. Это он сфотографировал Веронику с Борей в ресторане?

- Да, он.

Павел Семенович вышел из-за ширмы, с небольшим подносом, на котором стояли три чашечки, банка кофе и сахарница.

- Извините, ничего крепче не держим, - провозгласил он.

- Спасибо. Ничего крепче и не требуется, - ответил Прокопенко.

- А в фильмах показывают, будто дежурные врачи регулярно медицинским спиртом заправляются, - вставил Иван.

- Вы верите? – удивился Боровиков. – Иван Сергеевич, вы произвели на меня впечатление разумного человека. По крайней мере – первое.

- Не пугайте меня так, доктор, - ответил Иван, - в этих стенах я не чувствую себя таковым.

- Напрасно, напрасно. Накладывайте кофе и сахар, пожалуйста, по своему вкусу… Должен сказать, что здесь никто не считает себя… неразумным. И, заметьте, в поведении моих подопечных иногда присутствует больше рационализма, чем в обслуживающем персонале.

- Но они, ваши подопечные, не могут же нести ответственности за свои поступки?

- С точки зрения закона – вы правы, они не подлежат преследованию. Но, поверьте, их внутренний мир ничуть не менее организован, чем наш с вами. И, кто знает, будь их большинство, то это мы с вами, кто оказался бы на их попечении. Посему – не зарекайтесь!

- Да Боже упаси, Павел Семенович.

- Так что же вас конкретно интересует относительно Бесчастного? – спросил врач, отхлебывая из чашки.

Прокопенко размешал сахар и положил ложечку на поднос.

- Видите ли, доктор, он владеет информацией, которая могла бы расставить по своим местам некоторые кусочки мозаики, из которой складывается общая картина сразу двух преступлений – убийств, если быть до конца точным, как вы говорите.

- Он подозреваемый?

- Пока мы квалифицируем его как свидетеля, по крайней мере, в первом эпизоде, который имел место в начале мая этого года: убийство предпринимателя в сауне гостиницы «Палас».

- А! Теперь я вспомнил, об этом в «Хронике происшествий» говорили. Так вы, Иван Сергеевич, по всему выходит – брат покойного?

- Да, Павел Семенович, - подтвердил Сидоров.

- Примите мои соболезнования. Теперь я понимаю, чтовас привело сюда к нам. Чем же мне вам помочь? Боюсь, что Глеб находится сейчас где-то между реальностью и своим вымыслом, и его мозгу, его сознанию, предстоит весьма и весьма кропотливая работа по отделению одного от другого, то есть он сам сейчас для себя должен распознать, что есть реально, а что есть иллюзия. И поверьте, это очень непростой процесс, очень болезненный – для его собственной психики, я имею в виду.

Прокопенко задумчиво держал в руках чашку.

- А мы можем как-нибудь интерпретировать его… иллюзии?

- Для этого нам необходимо иметь под рукой сценарий и список действующих лиц, - развел руками Павел Семенович, - или как вы себе это представляете?

- Вот смотрите: он целый месяц находился, как вы выражаетесь, в пограничном состоянии – ходил на работу, общался с друзьями, ел, спал и осуществлял, как мывыражаемся, другие социальные и правовые действия. При этом только через три-четыре недели, заметьте, когда он уже совсем перестал быть, так сказать, адекватным, близким стало очевидно, что с ним не до конца всё в порядке, и они обратились к врачам. Нас интересует информация, относящаяся как раз к этому периоду его жизни – конец апреля и начало мая. Сейчас мы были свидетелями того, как вы помогли ему сориентировать в пространстве и времени, относящимся к событиям сегодняшнего дня. Можем ли мы то же самое провести и в отношение упомянутого мною периода?

Боровиков задумался, потом сказал:

- Не следует форсировать его сознание, понукая к восстановлению. Вы поймите, что это большое потрясение – осознать, что воспринимаемая им в тот период действительность оказалась в итоге простой химерой, мыльным пузырем.

- Помилуйте, Павел Семенович, в подобном состоянии оказалась большая часть сознательного населения нашей страны в конце прошлого столетия, и ничего, как видите, живем. Или мы все теперь – того, с приветом?

Доктор усмехнулся:

- Не путайте божий дар с яичницей, Игорь Анатольевич, а буквально: психику индивида с массовым психозом, или как вам угодно именовать прошлый век в отечественной истории. Но я понял, о чем вы говорите.