Бенефис для убийцы

– Я работала с утра 23-го до утра 24-го, Сперва, часов в одиннадцать вечера, появилась женщина. Очень вежливая, знаете ли, обходительная. Сказала, что дома у нее покрасили полы, запах совершенно невозможный. Попросилась на одну ночь переночевать. Мы местным обычно отказываем, но в тот день как рыз было несколько свободных мест. Да и так уж она просила… А через час появился мужчина. Злой, нервный… Выручай, говорит, землячка: с женой вдрызг разругался, из дома ушел. Податься, мол, некуда. Попросился хоть в кресле в холле до утра поспать… Одним словом, его я также устроила с условием утром освободить место. А утром я сменилась и ни того, ни другого больше не видела.

– Значит, пришли они по отдельности?

– Да! У меня тогда и в мыслях не было их связывать.

– Может, еще что припомните, Нелли Павловна? Что еще говорили они, оформляя документы?

– Ах, да… Монина эта спрашивала, нет ли у нас расписания пригородных автобусов.

– Зачем? – быстро спросил Широков.

– Вроде бы она собиралась ехать к подруге в воскресенье, ну – 24 июля, значит… Но у нас расписания нет, так я посоветовала ей позвонить в справочное автовокзала,

– Не говорила, где подруга живет?

– Нет. Не помню.

– На вокзал от вас не звонила?

– Нет. Спросила, есть ли телефон в номере. Я ответила, что нет, но можно пользоваться телефоном у дежурной по этажу. Потом она ушла.

Распрощавшись с администратором и наговорив ей кучу благодарных слов, Широков вернулся в номер в приподнятом настроении. Свешников сладко посапывал, лежа в рубахе и брюках поперек кровати.

Растормошив приятеля, Широков заставил того достать из дипломата фотографии Мониной и Сомова, полученные от Никифорова. Затем он отправился к дежурной третьего этажа, рассудив, что той ночью и этой должна дежурить одна и та же работница.

Дежурная дремала на диване в холле. После продолжительных уговоров и разъяснений женщина, наконец, поняла, чего от нее хочет этот полуночник. Включив свет, она подтвердила, что изображенные на фотографиях люди действительно жили у нее на этаже в прошлое дежурство. Но ничего интересного вспомнить о них не могла.

– Вспомните,– настаивал Широков,– блондинка поселялась в 23 часа! Как она подошла к вам, что говорила?

– Обыкновенно подошла, как все подходят: квитанцию отдала, ключ получила и пошла спать в номер.

– Может, просила воспользоваться телефоном? Пригородными автобусами интересовалась? – с надеждой напирал Станислав.

– Постой-ка… – удивленно воскликнула женщина, оживляясь. – А ведь звонила она на автовокзал. Спрашивала, когда утром автобусы уходят. Точно! Еще несколько раз занято было, так она все извинялась – утром ехать надо, а расписания не знает.

– А куда ехать собиралась? – выдохнул Станислав.

– Вроде, в Беседино… – не очень уверенно сообщила дежурная, и, уже тверже, добавила – Ага, в Беседино! У меня мужа брат там живет – потому и запомнила. Я у дамочки поинтересовалась, не родственники ли там у нее живут, а она ответила: подруга…

Про Сомова же женщина ничего не сказала. Пожелав встревоженной дежурной спокойной ночи, Широков спустился на свой этаж.

В комнате он схватил телефон и отыскал в записной книжке номер Никифорова. Секунд десять в трубке пульсировали длинные гудки, но вот раздался щелчок, и глухой голос произнес:

– Слушаю…

Станислав быстро обрисовал ситуацию и сделал вывод, что «парочка» 24 июля выехала в Беседино.

– Ну вот, у меня и сон как рукой сняло! – бодро сообщил Валерий Анатольевич.– Сделаем так. Я сейчас беру свою машину и приезжаю за вами. Надо скакать в Беседино, пока еще не поздно.

Широков одобрил идею и принялся будить Свешникова.

28 июля. Четверг. 5 часов 30 минут.

Старый «Жигуленок» Никифорова, подскочив на очередной колдобине, досадливо фыркнул и остановился возле здания, где помещалась бесединская милиция. Широков, выбравшись на волю, с наслаждением распрямился. Вслед за ним с заднего сидения, кряхтя и зевая, вылез Игорь. Глядя на его всклокоченную голову и прищуренные от яркого утреннего солнца глаза, Станислав невольно улыбнулся: друг в этот миг очень походил на матерого крота, решившего подышать свежим воздухом на пороге норы.

Утро было теплым и спокойным. Городок, одетый в пыльную зелень садов, досматривал свои нехитрые провинциальные сны. Звенящую тишину нарушали периодические выкрики петухов да далекий лай охраняющих хозяйские владения собак. У них, вероятно, наступило время профилактической переклички.

Никифоров подергал запертую дверь ОВД и требовательно стукнул по ней кулаком. Однако это не привело с желаемому результату.

– Вот черт! Дрыхнут, как суслики, – проворчал он, барабаня с новой силой.

Наконец, дверь приоткрылась, и в ограниченной стальной цепочкой щели обозначилось сонное лицо мужчины.

– Чего шумим?– довольно миролюбиво осведомилось «лицо» басом.