Бенефис двойников, или Хроника неудавшейся провокации

Зубов посмотрел на часы.

- В камеру?! - сердце упало у Козлова, гулко бухнув о тазобедренный сустав.

- В камеру, в камеру, - повторил следователь, собираясь.

Козлов во мгновение ока стал мокрым, как мышь. В камеру к уголовникам! Он знал, как это бывает - слышал от коллег.Сначала посадят играть в карты на деньги, когда деньги кончатся, то заставят есть собственные экскрименты, а когда все съешь... Дальше даже думать не хотелось.

Зубов нажал кнопку звонка под столом.

- Погодите! - подскочил к нему Козлов. - Не надо в камеру! Я все подпишу, где протокол?

- Завтра подпишешь, - следователь зевнул. - У меня смена закончилась. Уведите, - приказал он вошедшему сержанту.

- Пошли, козель! - тот дернул капитана за ворот.

Идя под конвоем мрачными коридорами, стоя на поворотах лицом к стене, руки за спину, Козлов думал об одном:

"Лишь бы не "опустили", лишь бы не "опустили" урки, да еще с моей-то фамилией. Надо сразу себя поставить!" - твердо решил капитан.

У камеры под номером 15 его остановили. Тяжелая дверь открылась, и Козлова впихнули внутрь. Ключ за его спиной - он считал - повернули пять раз, затем все стихло. Капитан огляделся: обшарпанные мрачные стены, досчатые нары в два этажа, на них вповалку спали заключенные. Или притворялись. Козлов приметил свободное место - пару квадратных метров в углу.

"Здесь обитает вожак, тфу ты, главарь, нет - пахан! - догадался Козлов. - Ба, да тут параша, - подошел он ближе. - Врал, стало быть, Зубов, не уносили ее."

Капитан обошел вокруг параши, размышляя, как ему быть.

"Это ведь право пахана - первым и последним ходить, - решил он и сел на корточки. - Теперь песня. Песня должна быть блатная, или, на худой конец, приблатненая."

Козлов прочистил горло и затянул:

- Сижу на нарах, как король на именинах...

Дальше он не помнил. Никто из спящих не проснулся, даже не вздрогнул.

"Ну и нервы у ребят", - уавжительно подумал Козлов и запел другую песню, взяв на целую октаву выше:

- И меня замели по наводке моего управдома...

На этот раз в стане зеков произошло шевеление. Несколько человек преклонного возраста глянули на капитана заспанными глазами.

"Сдрейфили, фраера!" - обрадовался Козлов и, ободренный первым успехом, закричал:

- Что вылупились, петухи? Бугра, внатуре не видели? Мне ведь все пофиг! Я мусарню замочил, мне вышак корячится! По мне мокрушника порешить, - что два пальца об асфальт! Ща свадьбу делать будем!

- Как это вы сказали? - спросил дрожащим голосом старичок в седых усах и бородке. - Вы не могли бы еще раз повторить и поразборчивее.

Старичок нацепил на нос очки в металлической оправе, и тогда Козлов узнал его.

"Кади! Икар Кади - двойник Калинина. Сам брал." - гордсть, было, вспыхнула в груди капитана и тут же погасла.

"Бить будут, - понял он. - Как пить дать, - побьют."

А вслух сказал неуверенно:

- На бритву прыгаешь, червяк?

Старик тоже узнал Козлова, и, пряча улычку в усах, проговорил:

- Амплуа уголовника не к лицу вам, капитан. Вы гораздо увереннее чувствовали себя там, в пивбаре, когда за спиной у вас была дюжина ваших коллег. Да, я еще не представил вас моим товарищам по несчастью. Это капитан Козлов, прошу любить и жаловать...

Козлов зашатался на корточках и чуть не рухнул в бак с парашей. В среде заключенных наметилось оживление, улыбки тронули их морщинистые, потрепанные жизнью лица, многие из которых были Козлову знакомы.

"Вот Дзержинский, - отметил про себя капитан, - а это Лев Троцкий, там , в углу, Киров, а вот опять Дзержинский..."

Всего Козлов насчитал трех Дзержинских, столько же Кагановичей, двух Троцких и Урицких и по одному Кирову, Менжинскому, Калинину и Каменеву. Целая камера двойников! Не было только Ленина. Его двойник разгуливал где-то на свободе.

Тот, кто назыввл себя Икаром Кади, протер шелковым платочком толстые стекла очков и, усмехнувшись, спросил:

- Вы-то здесь какими судьбами, капитан? Что карательная машина дала сбой? Или вас специально посадили сюда с новым заданием?

- Это недоразумение, - пробормотал Козлов. - Какая-то нелепая ошибка!

- Ошибка? - переспросил Кади. - Знаете, капитан, есть одна хорошая русская пословица. Она начинается словами "не рой другому яму...". Похоже, капитан, вы попали в ту же самую яму, которую вырыли нам.

Козлов покраснел и не нашел, что сказать. Тут что-то лязгнуло в дверном замке, все повернули головы на звук. Дверь нехотя открылась и на пороге показался знакомый Козлову сержант с листом бумаги в руках.

- Значит так, - начал он. - Чей фамилий называть стану, тот на выход с вещами шагом марш!

- А куда нас, в другую тюрьму? - задал вопрос двойник Кагановича.

- На свободу с чистой совесть! - заржал сержант. - Товарища комендант приказала всех отпустить. Значит читаю: Гульпинштейн.

- Я!

- Пошель! Дальше: Рюриков!

- Я!

- Кади.

- Я!

- Денисов!

- Я!

Козлов ждал своей фамилии, вытянув шею и пританцовывая от нетерпения.

- Карелин, Аксельрод, Зонзебюк...

Список кончился, сержант выпустил последнего заключенного и собрался захлопнуть дверь.

- А я? - бросился к нему Козлов. - Как же я?

- Фамилий? - наморщил лоб сержант.