Беня. Сборник рассказов

Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж
Достоинство, что просит подаянья,
Над простотой глумящуюся ложь,
Ничтожество в роскошном одеянье,
И совершенству ложный приговор,
И девственность, поруганную грубо,
И неуместной почести позор,
И мощь в плену у немощи беззубой,
И прямоту, что глупостью слывет,
И глупость в маске мудреца, пророка,
И вдохновения зажатый рот,
И праведность на службе у порока.
Все мерзостно, что вижу я вокруг…
Но как тебя покинуть, милый друг!

Скромному Гере было неловко подписывать стихотворение своим именем. Он подумал и написал так: Уильям Шекспир. Сообразив, что англичанин Шекспир вряд ли мог писать по-русски, добавил: Перевод С. Маршака. Потом вписал в соответствующее окошечко электронный адрес Ольги Аникиной и дал команду на отправку. Написанные кровью сердца строки помаячили на экране и провалились в кибернетическую бездну. А Гера наполнил большой стакан смертоносной «Смирновской», выпил его до дна и стал ждать смерти.

Мама, встревоженная подозрительным бульканьем, постучала в дверь.

– Гера! Открой!

– Я занят!

– Гера! Что у тебя с голосом? Открой немедленно!

По телу разливалось приятное тепло. В голове не так, чтобы шумело, а скорее – прояснялось. В пространстве комнаты замаячила и начала материализовываться Истина. Гера, пошатываясь, подошел к двери и открыл ее.

– Боже! Чем от тебя пахнет?!

– Мать! Все o'key! Мне надо пройтись.

Не обращая внимания на материнское кудахтанье, он накинул куртку и вышел на улицу. Ночной Торонто искрился февральским снегопадом. В лицо ударил бодрящий морозный ветер. Вдали послышался заливистый девичий смех.

С безжизненным существованием было покончено!

1999.

Тень

Ветры, которые последние годы пускала История над территорией бывшего СССР, многим пошли во вред. Популярный актер театра и кино Владлен Моисеевич Прикольский совсем расхворался и практически не выходил из дома. Он сидел на балконе, тяжело дышал и с грустью смотрел вниз на своего умирающего железного друга. Даже с пятого этажа было видно, как его изумрудная «восьмерка» таяла буквально на глазах. Первым сперли лобовое стекло, но особенно необратимым процесс распада стал казаться после исчезновения крышки капота и переднего бампера.

Да, не повезло Владлену Моисеевичу с квартирой. Пятый этаж без лифта – не для человека с сердечными проблемами. Спуститься он еще мог, а вот чтобы подняться обратно, требовалось минут сорок и упаковка нитроглицерина. Поэтому в хорошую погоду Прикольский сидел на балконе, а в плохую – перед телевизором. Особенно он любил смотреть фильмы и постановки со своим участием. Новости и политические комментарии его расстраивали, их он старался не смотреть.

– Папа, пляши! – сказала однажды Соня, размахивая распечатанным почтовым конвертом. – Подошла твоя очередь на операцию.

Несмотря на бодрый тон дочкиного сообщения, в ее голосе чувствовалась тревога.

– А деньги? Нам же не хватит денег! – забеспокоился Владлен Моисеевич.

– Я заняла тысячу долларов у Миши. Теперь у нас пять с половиной. Нужно еще полторы. Садись на телефон, обзванивай друзей.

Друзья… Владлен Моисеевич погрустнел. Где вы теперь, друзья! На кладбище, вот вы где. И он уже привычно погрузился в безбрежный океан воспоминаний.

…Ему было лет пять, когда отец впервые повел его в цирк. После спектакля они пошли за кулисы. Оказалось, что отца там многие знают. Началась актерская пирушка. Седой акробат сделался совершенно пьяным. "Как же ты будешь завтра выступать?" – спросил его отец. "А вот так!" – ответил акробат и безукоризненно чисто сделал заднее сальто. "Вот что значит профессионал!" – восхищенно сказал отец, когда темным вечером они возвращались домой на трамвае.

"Может, позвонить Пете, он до сих пор работает в цирке на Цветном бульваре. Теперь уже, кажется, вахтером. Хотя откуда у вахтера доллары".

…Когда в 38-м хоронили Станиславского, он плакал. Константин Сергеевич, можно сказать, дал ему путевку в сценическую жизнь. "А мальчонка-то талантливее тебя! – сказал он отцу, когда они зашли за кулисы поприветствовать великого режиссера после, кажется, "Горячего сердца" Островского. – Смотри, не сгуби дарование". Такое не забывается.

"Да, во МХАТе никого из стариков не осталось, там звонить некому".

…Не каждый может похвастать, что снимался у Эйзенштейна. Ох, не каждый! А сейчас, может быть, он один такой остался. Не важно, что третья серия "Ивана Грозного" так и не была закончена. Важен сам факт актерской работы под руководством Сергея Михайловича. Не важно, что в массовке. Главное – творческая атмосфера вокруг гения, ее неповторимая наэлектризованность.