Беньямин и Брехт – история дружбы

Не будет преувеличением сказать, что он склонен с радостью видеть в моем положении карающую длань Всевышнего, разгневанного моей датской дружбой⁵³.

Первоначально Адорно и Брехта не разделяли такие личные и политические разногласия, как это было в случае отношения Шолема к Брехту. Неприятие Адорно было обусловлено другими причинами, но оба высказывались схоже по сути и форме. В конце двадцатых годов Адорно входил в круг общения Брехта, хотя и не ближний 19. Он называл «выхолощенную простоту» «Трёхгрошовой оперы» «классической», а само произведение «прикладной музыкой»⁵⁴. В апреле 1930 года Адорно опубликовал в журнале Der Scheinwerfer [Прожектор] понравившееся Беньямину восторженное эссе о «Махагони», публично поддерживал спорную оперу Брехта и Вайля 20. Однако в течение тридцатых годов у Адорно сформировалось, вначале завуалированное, но со временем проявляющееся все жестче, неприятие дружбы Беньямина и Брехта, связанное, как и у Шолема, с неприятием направления интеллектуального развития Беньямина. Адорно преследовала схожая невысказанная тревога, что Брехт может оспорить у него влияние на Беньямина. В целом поддерживая философский подход Беньямина, Адорно считал практическое использование хорошо знакомой ему материалистической методологии в работах своего друга ошибочным, «недиалектическим» (прежде всего, теорию диалектического образа), «упрощенным» и «наив ным» 21. В отзыве 1938 года о работе Беньямина о Бодлере Адорно высказал такое замечание:

Ваша солидарность с Институтом, никого не радующая так, как меня, заставила Вас уплатить марксизму дань, не нужную ни марксизму, ни Вам⁵⁵.

«В диалектическом материализме, – писал Адорно в поздних комментариях, – Беньямина привлекало не столько теоретическое содержание, сколько надежда на властную, общественно одобренную форму высказывания», «нужда в авторитете в виде коллективной легитимности», «вовсе не чуждой» его другу⁵⁶. Позднейшее неприятие Адорно брехтовской концепции вмешивающегося в политику искусства была предвосхищена сомнениями в отношении Беньямина⁵⁷.

Адорно описывал «умиротворение мифа» как «собственно тему философии Беньямина»⁵⁸. Его философский подход опирался на экзистенциальные категории «примирения», «спасения», «надежды» и «отчаяния», центральная значимость которых, очевидная хотя бы из его работ о Кафке, не подвергается сомнению; при этом политические, материальные и даже литературные контексты работ Беньямина отступают на второй план по отношению к данным категориям. Рассуждения Адорно расставили ориентиры таким образом, что следы, оставленные отношениями Беньямина с Брехтом, в их пространство невозможно было включить:

Таким образом, сердцевина философии Беньямина – идея спасения умерших как возмещение загубленной жизни через завершение её собственной овеществлённости, вплоть до ступени неорганического⁵⁹.

Если Шолем считал Брехта виновником любых проявлений материализма в творчестве Беньямина, то Адорно приписывал его влиянию примитивное и, с его точки зрения, негодное применение этих методологических принципов22.

Противоречия постепенно выходили наружу. Петер фон Газельберг передает высказанное Адорно около 1932 года суждение, где уже различим скепсис, но пока нет агрессии: «Под влиянием Брехта Беньямин делает только глупости»⁶⁰. Открытый спор начался в 1934 году с призыва вернуться на общую почву, примечательно поставленного в скобки. Адорно писал, что не смог «заглушить серьезнейшие опасения относительно отдельных Ваших публикаций (впервые с тех пор, как мы сблизились)». Он продолжал:

Надеюсь, Вы не заподозрите меня в неподобающем вмешательстве, если я признаюсь, что весь комплекс спорных вопросов связан с фигурой Брехта и с Вашим к нему доверием и что он тем самым затрагивает и принципиальные вопросы материалистической диалектики, такие как понятие потребительской стоимости, за которыми я сейчас (как и ранее) не могу признать центральную роль⁶¹.