Получив поддержку Федерцони, Боттаи, Бастианини, Альбини и, как он надеялся, Скорца, Гранди попросил о встрече с дуче. Он вовсе не хотел, по его словам, «сойти за заговорщика» и надеялся склонить его на какой-либо добровольный поступок, который мог бы сделать заседание ненужным. 22 июля в пять часов вечера Гранди был принят в зале дель Маппамондо в Палаццо Венеция. Дуче стоял за своим огромным столом и бесстрастно смотрел на Гранди, пока тот подходил к нему. Сесть ему Муссолини не предложил. Гранди зачитал свою резолюцию и затем произнес перед дуче небольшую речь в ее поддержку. Муссолини не прерывал его, продолжая наблюдать за ним с выражением надменного презрения. Когда же речь была окончена, он сказал: «Оставьте меня. Мы увидимся на Великом совете» [31]
.Выходя на улицу, Гранди прошел через зал заседаний, где дворцовые служители уже расставляли кресла, готовясь к заседанию. В одном из них, ожидая, пока дуче примет его, сидел фельдмаршал Кессельринг. Это было, как говорил Гранди впоследствии, «плохим знаком». По его собственному признанию, он даже занервничал. Бесстрастная и полная пренебрежения самонадеянность дуче была не просто загадочна. Она тревожила. Он решил попросить Альбини, чтобы тот спрятал человек двести полицейских в различных частях здания. Он также решил уступить Боттаи, предложившему вовлечь в заговор Чиано. Хотя Гранди в общем и не доверял Чиано, он был вынужден согласиться с Боттаи, что его поддержка, в случае если ее удастся обеспечить, привлечет многих колеблющихся, которые отдадут свои голоса в пользу этой резолюции.
В полдень накануне совещания Боттаи пригласил к себе домой Гранди и Чиано. Его гости относились друг к другу настороженно и не смогли договориться о единых действиях. Чиано, вероятно, подозревал Гранди, что тот хочет, сместив Муссолини, получить лишь больше власти и влияния для себя лично и для Федерцони; Гранди же чувствовал, что несмотря на любые договоренности, Чиано может бросить весь свой политический вес на чашу весов своего тестя; Боттаи считал, что политическую власть, отобранную из рук Муссолини, следует передать королю вкупе с высшим командованием вооруженных сил, однако первые двое не думали, что на практике это выполнимо. Беседа между тремя мужчинами была долгой и, в общем, безрезультатной, и когда Чиано ушел, Гранди и Боттаи отнюдь не были уверены в том, что он их поддержит.
Однако на следующее утро Чиано, по-видимому, решился. В полдень Дино Альфиери, отозванный из итальянского посольства в Берлине для участия в заседании, нанес визит министру иностранных дел, где он и обнаружил «молчаливого и озабоченного» Бастианини. Пробыв с ним всего несколько минут, он вдруг услышал, как объявили о прибытии графа Чиано, и мрачная атмосфера мгновенно рассеялась. «Чиано был радушен и дружелюбен, — писал он впоследствии, — хотя и казался взволнованным. Он был явно рад меня видеть».
«Я так рад, что вы пришли, — сказал он. — Мы все согласны в том, что необходимо сделать все возможное для спасения Италии… „Он“, тупица эдакий, просто отказывается понимать, что происходит. Сегодня, когда откроется Великий совет, мы выскажемся со всей очевидностью и он будет вынужден понять это».
Чиано сообщил Альфиери, что он собирается пообещать Гранди свою поддержку и попросил его пойти с ним. Они нашли Гранди, облаченного в спортивную рубашку, в его кабинете в палате депутатов. Тепло поприветствовав их, он показал им резолюцию. Альфиери быстро просмотрел ее и сказал, что хотя вроде бы и все ясно, но он бы хотел, чтобы ему разъяснили один-два момента.
«Сомнения и опасения здесь неуместны, — проговорил, нетерпеливо прерывая Альфиери, Чиано. — Это просто меморандум. А во время дискуссии мы будем обращаться с дуче как и всегда, вежливо и с почтением».
Поколебавшись, Альфиери сдался, и Гранди синим карандашом приписал его имя внизу списка своих сторонников.
Тем не менее Гранди не был уверен в том, что он может доверять всем из этого списка, за исключением Федерцони, даже Боттаи.
«В глубине души, — говорил он потом, — единственный человек, которому я абсолютно доверял, был Федерцони». Он начал даже подумывать, что возможно было бы лучше подготовить и осуществить внезапный государственный переворот. Теперь же Муссолини знал, сколь далеко зашел он в своем стремлении подорвать его власть, а потому Гранди боялся ареста. Он был уверен, что если его арестуют, большинство его сторонников покинут своего предводителя и присоединятся на Великом совете к сильной группе преданных дуче членов, которые будут стоять на его стороне, что бы ни случилось.
Гранди надел черную форменную рубашку, известную как «сахарка», — такую форму Муссолини приказал носить всем членам Совета, — положил в карман пистолет, а в портфель сунул несколько гранат.