Интерес к России, впрочем, отличался холодностью, которую иногда канцлеру фон Мюллеру удавалось растопить. Он был видной фигурой при дворе гросс-герцога Карла Августа и оказал Веймару большие услуги в период наполеоновских войн, стараясь склонить русских на сторону, и не только Веймарского гросс-герцогства. Но жизнь есть жизнь, и постепенно эпоха высокой литературной славы Гёте невольно ограничила его восприятие и даже возможности. Он всегда пренебрегал вторичным и предпочитал получать исторические сведения не из описаний, а из первых рук. Он деликатно расспрашивал великую княгиню Марию Павловну об ужине 11 марта, на котором она присутствовала в Михайловском замке вместе с женой главного заговорщика статс-дамой фон дер Пален и ее дочерью, фрейлиной императрицы Марии Федоровны. Что поведала великая княгиня Гёте, останется навеки тайной, но то, что беседа на эту тему состоялась, не подлежит сомнению. По крайней мере двое из присутствующих знали о заговоре и были уверены, что переворот должен состояться через час-другой. Не вызывает вопросов и внутреннее отношение Гёте к императору Александру Павловичу, всю жизнь болезненно реагировавшему на малейшие подозрения, высказанные в его адрес. Иногда его отношение к человеку определялось позицией, занятой им при оценке событий мартовской ночи в Петербурге. Он никогда не простил Наполеону замечания в талейрановском письме по поводу протеста России в связи с расстрелом герцога Энгиенского: «Если бы в то время, когда Англия замышляла убийство Павла I, знали, что зачинщики заговора находятся в расстоянии одного лье от границы, неужели не постарались бы схватить их?» Именно эти слова вызвали вечную ненависть императора Александра к Наполеону, и он добил его, не соглашаясь ни на какие компромиссы, и, быть может, вопреки исторической целесообразности. Он не очень жаловал Михаила Илларионовича Кутузова именно потому, что фельдмаршал и будущий герой Бородина присутствовал на ужине и был один из немногих, кто видел отца живым и помнил подробности беседы, которая велась за столом.
Гёте не мог относиться к императору Александру как к слабому и лукавому властелину. Покоритель Европы и победитель Наполеона обладал сильным характером и умел использовать свою мощь вопреки мнению позднейших историков, впрочем, как и современников. Вот почему Гёте прежде всего с холодностью относился к сыну императора Павла Петровича. Тот платил великому поэту такой же монетой. Однако Гёте проявлял осторожность и не демонстрировал своих чувств, между тем косвенно выражая свое отношение в злобной иронии по адресу баронессы Крюденер, которая пользовалась невероятной славой во времена Венского конгресса и Священного союза. Не сумев привлечь внимание Наполеона, она с успехом овладела фантазией русского государя и стала соавтором мистической декларации, датированной 26 сентября 1815 года и подписанной учредителями Священного союза. Она считала императора ангелом, ниспосланным на землю для выполнения воли Всевышнего. Переписка между ними была настолько интенсивна, что привлекла внимание агентов различных европейских дворов. Баронесса даже хвасталась полученными посланиями от императора. До 1818 года она оказывала определенное влияние на события, вызвав своими проповедями Евангелия по всей Германии и Швейцарии волну энтузиазма не очень ясного происхождения. Первым ее гонителем стал князь Меттерних. Гёте презирал баронессу, сочинив эпиграмму, которая лучше остального характеризует его истинные чувства по отношению к Крюденер и императору Александру:
Если вспомнить, что Венский конгресс окрестили танцующим и что император Александр пригласил баронессу ко двору, легко себе вообразить, как Гёте относился к мистическим увлечениям северного властелина.
Бриллиантовая мистерия