Бенкендорф

Дети жили в столице, а Христофор Бенкендорф губернаторствовал в Риге. В 1798 году он получил чин полного генерала. Однако, как часто случалось в то короткое царствование, монаршая милость неожиданно сменилась монаршим гневом. А. X. Бенкендорф вспоминал: «Мой отец потерял свою должность и фавор у императора только из-за рапорта о том, что кто-то видел на улицах Риги круглые шляпы!»29 Формально Христофор Иванович был «уволен по болезни от службы с ношением мундира и с пенсионом полного по его чину жалования» 13 сентября 1799 года30, после чего окончательно поселился в Прибалтике. Впрочем, «на прощание» Павел заметно расширил основу дальнейшего материального благополучия рода Бенкендорфов: Христофор Иванович получил во владение большую часть Сосновки, крупного процветающего села в Моршанском уезде Тамбовской губернии.

Отец покинул службу «близ царя, близ чести», но успел передать эстафету сыновьям. Он приблизил их ко двору, заботу о них взяла Мария Фёдоровна, — дальше всё зависело от них самих. А отставной генерал ушёл из нашего повествования в частную жизнь и анекдоты о «чудаках и оригиналах»…

«На заре туманной юности»

Детская жизнь Александра Бенкендорфа поначалу связана с Павловском, одной из резиденций полуопального «малого двора» цесаревича Павла. В семейных преданиях сохранились воспоминания о том, что старший сын Анны и Христофора Бенкендорф был любимцем царской семьи с ранних лет. Кроме того, Саша был пажом Елизаветы Алексеевны, супруги великого князя Александра Павловича. Потомки сберегли подарок будущей императрицы — табакерку с её портретом и надписью «Моему амурчику»31.

В те времена в домах большого света личная забота родителей о воспитании детей не была в моде. Проявить родительскую заботу значило тогда выписать из Парижа гувернанта по рекомендации, а чуть позже — отдать ребёнка в частный пансион. Как вспоминал почти ровесник Бенкендорфа, Федор Толстой, «эти почтенные родители… видели своих детей только по утрам, когда гувернёры и гувернантки приводили их к родителям сказать „бонжур“, а ввечеру — „бон нюи“, и пробыв с полчаса, уводились гувернёрами и гувернантками в их половины. Модным и знатным людям во весь день не только следить за воспитанием детей, но и вспомнить об них было некогда… Папенькам приходилось тратить время по утрам, если не по обязанностям службы, то по обязанностям затеянных ими интриг, а остальное время — за завтраками и обедами, вечером — за театрами, любоваться хорошенькими актрисами и танцорками, а более всего — за карточными столами у приятелей и в клубах»32.

Тем не менее павловское время было эпохой придворных увеселений — праздников, балов, маскарадов, и дети тоже принимали в них участие.

Увы, в конце 1791 года удаление Бенкендорфов от «малого двора» разрушило идиллическую картинку придворного детства. В далеком от России Байрейте одиннадцатилетнего Александра поместили в пансион, и ему пришлось испытать на себе все неприятные последствия придворно-домашнего образования. Немецкие сверстники юного Бенкендорфа оказались намного лучше подготовлены, и он должен был отыскивать свой путь для столь важного в этом возрасте самоутверждения. Любопытно, что, по воспоминаниям самого Бенкендорфа, среди «маленьких немцев» он чувствовал себя русским. Он заставил уважать и себя, и «имя своей нации» не столько достижениями на учебном поприще, сколько участием в потасовках между мальчишескими «армиями», регулярно, по субботам, вступавшими в сражения. Вскоре Бенкендорф завоевал право возглавлять одну из «армий», и она даже стала называться «русской».

«Это было всё, что мне было нужно для того, чтобы уберечь свою честь от тех немногих успехов, которые я делал в учёбе, — вспоминал Бенкендорф. — Моя репутация стала ужасом для уличных проказников, которые каждый раз, когда представлялся случай, нападали на учеников нашего пансиона и были во множестве стычек биты молодёжью под моим командованием. Моё тело, покрытое шишками и ранами, являлось гарантией моих подвигов, а телесные наказания, которые я получал за эти акции, только воспаляли моё мужество и прибавляли мне силы. Апогеем моей славы стала дуэль с учеником из Эрлангена, против которого, в возрасте только тринадцати лет, я дрался на саблях. Все прусские офицеры гарнизона стали на мою сторону и много меня чествовали: на балу я получил щелчок и ответил пощёчиной. Три года происходили эти упражнения, которые укрепили мое здоровье и сформировали мой характер»33.

Баварский пансион сменился петербургским. После возвращения Бенкендорфов в Россию Мария Фёдоровна посодействовала помещению Александра и Константина в самое престижное и дорогое учебное заведение для высшей столичной знати.