Бенлиан

Однажды ночью я проскользнул в свою студию – не помню, зачем. Я шел очень тихо, потому что знал, что они следят за мной – эти люди – и постараются поймать, если заметят. Ночь была очень туманной, и в свете, пробивающемся сквозь слуховое окно студии Бенлиана, тени оконных перегородок казались темными лучами, растворяющимися во мгле. С реки доносились отчаянные гудки пароходов и барж… Но я вспомнил, зачем вернулся к себе в студию! За теми самыми негативами. Они были нужны Бенлиану для дневника, в качестве подтверждения, что снимки настоящие. Он сказал, что в тот вечер сделает завершающее усилие и работа будет закончена. Немало времени все это заняло, но я уверен, что вы не смогли бы воплотить себя быстрее.

Когда я вернулся, Бенлиан сидел в кресле, из которого почти не вставал вот уже несколько недель, а на столе возле него лежал дневник. Я убрал все подмостки, установленные вокруг статуи, и теперь все было готово. У него почти не осталось сил, чтобы сказать мне последние слова, но я придвинулся к нему как можно ближе, чтобы ему не пришлось очень уж себя утруждать.

– Итак, Паджи, – произнес он еле слышно, – ты вел себя прекрасно, и ты будешь держать себя в руках до самого конца, не правда ли?

Я кивнул.

– Не жди, что статуя спустится с пьедестала и станет расхаживать тут или что-нибудь в этом роде, – продолжал он. – Настоящее чудо не в этом. И наверняка люди будут говорить тебе, что она не изменилась. Но ты-то будешь знать лучше них, что к чему! Гораздо чудеснее будет то, что я будут там, а они пусть пытаются доказать, что это не так. Конечно, я не знаю в точности, как это произойдет, потому что я никогда еще этого не делал… Письмо в Общество психических исследований при тебе? Пусть фотографируют, если хотят… Кстати, сейчас ты уже не думаешь о моей статуе так, как думал сначала?

– О нет, она прекрасна! – произнес я с придыханием.

– И даже если, в отличие от других богов, она не удостаивает нас особым знаком или чудом, она, тем не менее, воплощает в себе Бенлиана?

– Скорее же, Бенлиан! Я не могу дольше ждать!

Затем он в последний раз устремил на меня свои удивительные изможденные глаза.

– Я закрепляю тебя за собой, Паджи! – произнес он.

После этих слов он перевел взгляд на статую.

Я сидел чуть дыша и ждал. Прошла четверть часа. Дыхание Бенлиана продолжалось в виде слабых резких вздохов, между которыми проходили многие секунды. У него на столе стояли маленькие часы. Прошло двадцать минут, затем полчаса. Честно говоря, я был немного разочарован, узнав, что статуя не будет двигаться, но Бенлиану виднее; зато она постепенно вбирала его в себя. Потом я подумал о зигзагообразных молниях, которые рисуют на рекламных объявлениях электрических поясов[3], и даже обрадовался от мысли, что статуя не будет двигаться. Все-таки это было бы слишком дешево, даже вульгарно... Дыхание Бенлиана стало немного более резким, как будто он дышал через боль, но глаза его не двигались. Где-то выла собака, и я надеялся, что гудки буксирных судов не помешают Бенлиану...

Прошел почти час, когда я резко отодвинул свое кресло подальше и, грызя ногти, съежился от страха. Бенлиан внезапно пошевелился. Он выпрямился в кресле, и мне показалось, что он задыхается. Его рот был широко раскрыт, и он начал издавать долгие грубые звуки: «Ааааа-ааааа!». Я и представить не мог, что воплощать себя – это так тяжело.

А потом я вскрикнул, потому что он снова откинулся в кресле, как будто бы передумал и отказался от желания воплощать себя. Но можете спросить кого угодно: когда воплотишь себя наполовину, вторую половину просто вытягивает из тебя, и тут уж ты ничего поделать не сможешь. Его «Ааааа!» стали такими громкими и страшными, что я закрыл глаза и заткнул уши... Это длилось несколько минут. А затем раздался резкий звон, которого я не мог не услышать, и пол вздрогнул от глухого удара. Когда все стихло, я открыл глаза.

Кресло Бенлиана было опрокинуто, а сам он лежал рядом.

Я позвал: «Бенлиан!», но он не ответил...

Он завершил переход; он был мертв. Я посмотрел на статую. Как Бенлиан и предупреждал, она не открыла глаз, не заговорила и не задвигалась. И не верьте пройдохам, которые будут рассказывать вам, что статуи, в которые был совершен переход, делают это; это неправда.

Вместо этого меня как молнией поразило ослепительное сознание того, каким величественным творением является эта статуя! Доводилось ли вам увидеть что-либо впервые подобным образом? Если да, то вы и сами знаете, что впоследствии уже не обращаешь внимания ни на какие детали. После этого все кажется чепухой. Это было так, будто сквозь мглу и туман вдруг просияло яркое солнце – настолько преобразилась моя статуя. И я уверен, что, если бы вы были там, вы бы захлопали в ладоши, как и я. А потом я накинул на лежащего на полу Бенлиана скатерть, пока за ним не приедут и не увезут эту пустую оболочку, погладил подножие статуи и прокричал: «Всё хорошо, Бенлиан?»