Бенони

— Котёл поставить на огонь? — спросил Свен.

— А сможешь? Она вообще-то должна прийти с минуты на минуту.

И Свен поставил на огонь котелок, а когда вода закипела, засыпал в неё две порции намолотого кофе из мельницы.

— Не экономь на зёрнах, — сказал Бенони.

Когда в комнате стало тепло, он поднялся с постели и принёс кой-какую еду. Потом он надумал доказать незнакомцу, что тот попал к образованному человеку, и потому начал усиленно намываться. А завершив омовение, поставил на стол водочку. Они вместе поели и выпили, и Бенони было очень даже занятно слушать рассказы этого чертяки Свена. Весёлый получился завтрак.

А тем временем пришла служанка. Бенони и ей поднёс рюмочку в честь Рождества и сказал, чтобы она поблагодарила незнакомца за помощь.

— Разогрей-ка воды для умывания.

— Для меня? Так я уже умылся, — сказал Свен-Сторож. — Я умылся в лесу и только после этого пришёл к вам. Я умылся снегом.

— А чем же господин утирался? — спросила служанка.

— А рукавом от куртки.

— Здорово!

— А волосы я расчесал сухой сосновой шишкой.

— Вы когда-нибудь слышали что-нибудь подобное? — вскричала служанка, обращаясь к Бенони.

Пришелец развеселил Бенони с первой же минуты, а то, что он без стеснения рассказал о своих тяжёлых обстоятельствах, тоже говорило в его пользу. Значит, он не из надутых толстосумов, которые позвякивают серебром в кармане и способны выставить на посмешище самого Бенони. К тому же этот Свен, простая душа, так признателен за всё и так рассыпается в благодарностях. Бенони велел ему не экономить на кофейных зёрнах, Свен ответил: «Да, да, я уж вижу, что попал к человеку с достатком».

А когда Бенони пообещал отвести его к Маку и там замолвить за него словечко, Свен, выразив сперва великую благодарность, ответил, что именно это и предсказывали ему все, с кем он ни разговаривал.

— А уж коли Мак не захочет тебя взять, я и сам тебя возьму.

Дело было ранним утром, вдобавок Бенони пропустил две рюмочки, так что доброта била из него ключом. Поэтому он продолжал:

— Уж коль на то пошло, мне, может, надо не меньше людей, чем Маку.

Тут Бенони и сам понял, что его занесло, и поспешил исправиться:

— Вон висит мой невод. Если придёт сельдь, мне понадобится по меньшей мере ещё тридцать рук.

— А на Лофотены вы не собираетесь? — спросил Свен.

Бенони вздрогнул. Пришелец, оказывается, знает даже и о том, что он должен вести галеас и загрузить товаром три судна. Поэтому ответил он коротко:

— Если я надумаю сходить на Лофотены, я возьму тебя с собой.

X

Бенони ушёл к Лофотенам, все рыбаки ушли к Лофотенам, в посёлке совсем не осталось мужчин. Бенони повёл галеас и, как и обещался, взял Свена в свою команду. И обе шхуны Мака тоже вышли в путь, одну повёл Виллатс-Грузчик, другую Уле-Мужик. Возле Сирилунна теперь покачиваются на волнах несколько четырёхвесельных шлюпок, да один катерок лежит на внешнем рейде — для связи с почтовым пароходом.

Бенони наскоро попрощался с Розой — надо было уладить так много дел и за всем приглядеть накануне отплытия, что он только и успел сказать ей «счастливо оставаться» и пообещал хранить верность до самой смерти. А ещё он успел обернуться и крикнуть, что непременно купит ей золотое колечко и золотой крестик. И галеас двинулся по волнам, а Роза стояла у одного из окошек Сирилунна и глядела ему вслед. Но спустя полчаса вполне можно было предположить, что это не человек стоит у окна, а вывешено чьё-то платье.

На суше у Мака в Сирилунне всё оставалось по-старому, зато в доме у пономаря Арентсена февральским днём случилось кое-что новое, а именно, вернулся домой сын, знаток законов. Наконец он завершил ученье. Руки у него при этом были до того белые, а на голове осталось так мало волос, что люди сразу поняли, как глубоко он проник в науку, и воспылали к нему великим уважением. Ему выделили в доме жилую комнату и контору, и он приготовился вести дела на новый, открытый лад, чтобы никто впредь не страдал годами от несправедливости и чтобы всякий мог сразу осуществить своё законное право. Словом, в этом приходе его ждал непочатый край работы, уж больно крут был старый ленсман.

И обедневшим старикам родителям теперь тоже будет хорошо: всю свою долгую жизнь они выбивались из сил, не зная роздыху. Шестеро первых детей, вместе взятые, не стоили им столько, сколько стоил седьмой, младший, надежда всей семьи, юрист. Как же они надрывались ради него, экономили на еде и на одежде, расходовали последние гроши, брали взаймы — под залог; и вот мальчик вернулся домой, чтобы воздать им за все лишения. На дверях конторы красовалось теперь его имя, а под именем были указаны часы, когда его можно застать.